У тети Лоры есть своя книжка «Путешествие пилигрима», и она позволяет мне читать ее по воскресеньям. Я теперь называю большой холм, мимо которого идет дорога на Уайт-Кросс, Отрадной Горой[41], так как он очень красив.
Тедди одолжил мне три книги стихов. В одной из них стихи Теннисона, и я выучила «Песнь рожка» наизусть, чтобы всегда можно было ее себе продекламировать. В другом сборнике я нашла стихи миссис Браунинг. Она очаровательна. Я хотела бы с ней познакомиться. Надеюсь, мы с ней встретимся, когда я умру, но этого, возможно, еще долго придется ждать. А в третьей книге была только одна поэма, и называлась она «Сохраб и Рустум»[42], очень грустная. И я, когда легла в постель, плакала над судьбой ее героев. А тетя Элизабет спросила: «Из-за чего ты шмыгаешь носом?» Хотя я не шмыгала — я горько плакала. Она заставила меня во всем ей признаться, а потом сказала: «Ты, должно быть, сумасшедшая». Но я не могла заснуть, пока не придумала ей другой конец для этой поэмы — счастливый.
25 июня
Дорогой папа!
Сегодняшний день омрачен печальным событием. Я уронила в церкви цент, который мне дали на пожертвования. Звук был ужасный. У меня появилось такое чувство, словно на меня смотрели все, кто присутствовал в церкви. Тетя Элизабет очень рассердилась. А вскоре после этого Перри уронил свой цент. Он сказал мне потом, что сделал это нарочно, так как предполагал, что мне станет легче, но легче мне не стало, так как я испугалась, что люди подумают, будто это опять я свой уронила. Мальчики так странно себя ведут. Надеюсь, священник не слышал, как я уронила монету, потому что он мне начинает нравиться. До прошлого вторника он мне не слишком нравился. У него одни сыновья, и я полагаю, он не очень хорошо понимает девочек. Но во вторник он зашел с визитом в Молодой Месяц. Тети Лоры и тети Элизабет не было дома, и я была в кухне одна. Мистер Дэр вошел и сел прямо на Задиру Сэл, которая спала в кресле-качалке. Удобно при этом было ему, но не Задире Сэл. К счастью, он не сел ей на живот. Думаю, если бы это произошло, он просто задавил бы ее насмерть. Но он сел ей только на ноги и хвост. Сэл взвыла, но мистер Дэр глуховат и не слышал ее, а у меня не хватило смелости сказать ему о том, что происходит. Но в тот самый момент, когда мистер Дэр спрашивал меня, хорошо ли я знаю катехизис, вошел кузен Джимми и сказал: «Да что там катехизис! Вы только послушайте вой этой несчастной бессловесной твари. Встаньте скорее, если вы христианин». Тогда мистер Дэр встал и сказал: «Помилуйте, это совершенно невероятно. Мне действительно казалось, что подо мной что-то шевелится».
Я сразу подумала, что расскажу тебе в письме эту историю, дорогой папа, так как она показалась мне забавной.
Когда мистер Дэр кончил задавать мне вопросы, я решила, что теперь мой черед выяснить кое-что, о чем мне давно хотелось знать. Я спросила, действительно ли, на его взгляд, Богу очень важен каждый мой самый незначительный поступок, и не думает ли мистер Дэр, что мои кошки после смерти тоже попадут на небеса. Он выразил надежду, что я никогда не делаю ничего плохого, и сказал, что у животных нет душ. А еще я спросила его, почему мы не должны наливать новое вино в старые сосуды[43]. Тетя Элизабет всегда именно так поступает со своей настойкой из одуванчиков, и старые бутылки служат ничуть не хуже, чем новые. Он довольно любезно объяснил мне, что в библейские временя сосуды делали из шкур животных и потому они сгнивали, когда становились старыми. Тогда мне все стало совершенно ясно. И тут я призналась ему, что у меня тревожно на душе, так как я знаю, что мне следует больше всего на свете любить Бога, но есть немало такого, что я люблю больше, чем Бога. Он спросил: «Что же это такое?» Я назвала цветы и звезды, и Женщину-ветер, и Трех Принцесс, и все такое. А он улыбнулся и сказал: «Но они часть Бога, Эмили. И все остальное, что есть прекрасного в мире, тоже часть Его». И тогда он вдруг так мне понравился, что я уже больше не робела в его присутствии. В прошлое воскресенье он читал проповедь о небесах. Если там все так, как он говорит, то это очень скучное место. Мне кажется, там должно быть гораздо интереснее. Хотелось бы знать, что я буду делать, когда попаду на небеса, ведь я не умею петь. Позволят ли мне там писать стихи? Но в церкви мне интересно. Тетя Элизабет и тетя Лора всегда перед началом службы читают свои Библии, но мне больше нравится смотреть по сторонам, наблюдать за людьми и пытаться угадать, о чем они думают. Так приятно слышать, как шелковые платья шуршат по проходу между скамьями. Сейчас в большой моде турнюры, но тетя Элизабет их носить не желает. Я думаю, тетя Элизабет действительно выглядела бы смешно с турнюром. Тетя Лора носит турнюр, но очень маленький.
Твоя нежно любящая дочь, Эмили Б. Старр P. S. Дорогой папа, это такое удовольствие писать тебе. Но ОХ я никогда не получаю ответа.
Эмили Б. С.
Глава 18
Отец Кассиди
Ужас царил в Молодом Месяце. Все чувствовали себя совершенно несчастными. Тетя Лора плакала. Тетя Элизабет была так раздражительна, что жить с ней казалось невозможным. Кузен Джимми бродил повсюду как безумный, а Эмили больше не думала ни о тайне матери Илзи, ни о полном угрызений совести призраке Сайласа Ли и, ложась в постель, с горечью размышляла лишь о новой беде. Ведь причиной этой беды стало то, что она, не соблюдая традиций Молодого Месяца, посещала Надменного Джона — о чем без церемоний говорила ей тетя Элизабет. Если бы она, Эмили Берд Старр, никогда не ходила бы к Надменному Джону, она никогда не съела бы большое зеленое сладкое яблоко, а если бы она не съела большое зеленое сладкое яблоко, Надменный Джон никогда не сыграл бы с ней той ужасной шутки, а если бы он не сыграл с ней той шутки, тетя Элизабет никогда не пошла бы и не сказала ему резкие слова в духе гордых Марри, а если бы тетя Элизабет никогда не сказала ему резкие слова в духе гордых Марри, Надменный Джон не обиделся бы и не возжаждал бы мщения, а если бы он не обиделся и не возжаждал мщения, ему никогда не пришло бы в его надменную голову вырубить прекрасную рощу с северной стороны от Молодого Месяца… поскольку именно к этой беде привела вся цепь причин и следствий, как в стишке про дом, который построил Джек. Надменный Джон объявил публично в кузне Блэр-Уотер, что собирается вырубить рощу, как только уберет урожай: все до последнего дерева и побега пойдет под топор. Новость быстро дошла до Молодого Месяца и расстроила его обитателей так, как они уже много лет не бывали расстроены. В их глазах предстоящая вырубка рощи была настоящей катастрофой.
Элизабет и Лора едва могли поверить, что Надменный Джон не шутит. Вырубить рощу! Такое казалось невероятным. Этот большой, густой лесок из елей и кленов, всегда закрывал Молодой Месяц со стороны моря; он принадлежал Молодому Месяцу по всем законам морали. Вырубить его не осмелится даже Надменный Джон Салливан! Но Надменный Джон был печально знаменит тем, что всегда держал слово; это было неотъемлемой частью его надменности, а если он претворит в жизнь и это свое намерение… если он это сделает…
