Я никогда этого субъекта не видел, но это, конечно, не значит, что это вымышленное лицо: если какое-либо предприятие приносит немалые деньги, каждый дурак знает, что у него есть хозяин и — сверх того — покровитель…
Вы спрашиваете, как я попал в этот город? Да вот так и попал — по оказии.
Летом 1996 года позвонили в мою московскую квартиру:
— Вы Пёкелис Самюэль Абрамович?
А я никакой не Пёкелис, я Фролов Иван Иванович, вплоть до развала СССР проработавший шифровальщиком в ГРУ. В целях секретности, после одного ЧП, я числился Пекелисом.
Фролов я по отцу. А по матери — Лучина. Такая вот благозвучная была у матери фамилия — Лучина. То есть, источник света, в старину крестьянские хаты освещались лучиной, запалённым пучком тонкой сосновой дранки.
— Ну, я Пёкелис, кто трендит? Уже в пятый раз, по определителю вижу!
— Так Вы меня, может, и не знаете.
— Ну, а всё-таки? Я с незнакомцами в словесный контакт беспричинно не вступаю.
— А это Брызган Иннокентий Феофилактович. Я в Вашем ведомстве шестнадцать лет парикмахером оттрубил… Так для себя, знаете, вёл учёт клиентов. Никто со мною в жмурки не играл, но и как старого коминтерновца никто не выпирал со службы. У меня картотека сохранилась.
— Даже если — ну, и что?
— А то, что власть сменилась окончательно и бесповоротно. Верных чекистов, как и заядлых совков, отовсюду выперли. Работу Вы теперь нигде не получите: на этот счёт есть предписание победителя…
— У меня нет времени на пустой трёп. Чего Вы хотите? Предложение?
— Предложение такое: поехать в один прелестный городок на Чёрном море… Между Туапсе и Новороссийском. Победитель создаёт там опорный пункт для нового крещения России… Надыбали приличный архивчик. Нужен спец по квалификации и дешифровке. Три тысячи баксов в месяц. Нигде больше на такой лафе не наваришь…
Я в общем сразу смикитил, что за «архивчик», но лезть в пасть к удаву без необходимости — не мой профиль.
— Конкретнее. И гарантии. Я же не разведёнка с целлюлитовым рылом, первое попавшееся предложение на заглот не беру. Он похихикал в трубку.
— Зона закрытая, просто так не попасть. Приезжайте (и называет адрес), мы купчую оформим на два года. Ни жены, ни детей брать пока не велят… Через две недели пойдёт спецтранспорт. Если есть желание, пристраивайтесь. И главное: выбросьте из головы все прежние иллюзии. Классический обман — это по плечу только классикам жанра. А с классиками надо считаться!..
Во, падла!
Встретился я со своим генералом, уполномоченным в таких случаях консультировать растерявшихся: пришёл он по сигналу в булочную.
Стоя в очереди, перемолвились о сути.
— Твоё дело, — говорит генерал, и глаза у него, вчера ещё бравого сокола, подёрнуты пеплом, — решай сам. Моя посудина дала течь и не сегодня, так завтра потонет. Ни в каких играх я участия больше не принимаю, потому что все вы хлипачи и суки, и когда я предлагал ударить наличным составом, вы меня не поддержали.
— Не пылите, — говорю, — Епифан Родионович. Насколько мне известно, ни Вы, ни Ваши единомышленники всерьёз не понимали, кого следует поддержать. Вы были далеки от мысли, что поддерживать нужно самих себя и потому упустили момент…
— Стреляться не буду, — сказал генерал на прощанье. — Но и мемуары писать противно. Родина исчезла в тумане…
Я не спорил и обратился к дублёру генерала — полковнику Ч. Этот оказался умнее и сообразительней.
— Родина никуда не исчезла и не исчезнет, — строго сказал он, и желваки обрисовались на его скулах. — Рано или поздно Россия вернёт традицию. Мы остановились на купцах и спекулянтов-шкуродёров, тем более залётных, никогда не примем… Соглашайся на предложение. Ну, а напорешься на что-либо чрезвычайное, дай знать!..
Через две недели, оставив жене и сыновьям полученный залог, я выехал на поезде к месту сбора.
Накануне отъезда мне вновь позвонил парикмахер:
— Я получил свои деньги как посредник или как наводчик, думайте, что хотите. У меня только один вопрос: вы, действительно, Пёкелис?
— Вы присутствовали при подписании трудового соглашения и видели мой паспорт, что Вам ещё нужно?
— Да, всё это я видел, — сказал назойливый прохвост, — но я очень сомневался, что они допускали наших до святая святых секретной работы…
— Кто это «они» и кто это «наши»? — ответил я ему нарочито грубо, считаясь с любым ходом моих новых работодателей. — Вы столько лет соглядатайствовали в секретном центре и до сих пор всё ещё сомневаетесь в добропорядочности русских людей!
— Вы не похожи на еврея, — уныло констатировал он. — Не представлял себе, что можно так разъевреиться. Выии… почти ассимилянт.
— А что это вас так тревожит?
— Если бы только меня, — вздохнул он и повесил трубку…
До Краснодара я доехал поездом. Когда пересаживался на вертолёт, мне показалось, что в группе завербованных есть ещё один мой сослуживец, человек мне малознакомый, спец по электронной технике и программист, что и подтвердилось впоследствии.
При выходе с территории небольшого, но очень удобного при хорошей погоде аэропорта, окружённого зелёными горами, я получил пропуск. Теперь мне предстояло самостоятельно обустраиваться и через три дня явиться на работу, адрес нового учреждения значился в моём контракте: улица Фридриха Лассаля, 17.
Имея в руках небольшой чемодан, я спросил у пожилого таксиста, зевавшего в ожидании пассажиров:
— Далеко ли до города?
— До города, может, и недалеко, — ответил он, намекая на свой куш, — но новичок тут ни за что не освоится, пока не получит необходимых разъяснений.
— Можете их дать?
— Как прикажете, — вяло сказал он, и я сел в его машину, обратив внимание на то, что на пожухлом, выжженном солнцем придорожье в белых чашечках вьюнка и синих — цикория высится гигантский, почти в два метра высотой чертополох. Никогда прежде я не видел таких крупных экземпляров чертополоха, и потому он поразил моё воображение, тотчас же сделавшись символом и города, в котором мне предстояло провести несколько лет, и людей, с которыми столкнула судьба.
Город со всеми службами, как я понял уже по первым объяснениям таксиста, функционировал как доходное предприятие: всё имело свою стоимость, позволявшую, вероятно, не только покрывать издержки, но и обеспечивать необходимую прибыль. Светлая «Волга» быстро бежала по пустынной горной дороге. На крутых виражах визжали тормоза да поскрипывал кузов.
— Всё, в сущности, очень просто, — говорил шофёр, поблёскивая стёклами зеркальных очков. — Раньше здесь была зона отдыха для крупной птицы из КГБ. Теперь здесь заправляет доверенное лицо ЦРУ. Характеризовать его у меня нет ни малейшего желания. Мат, даже и русский, не способен выразить всей амплитуды возмущения.
