Пижон пытается ответить.
Я замечаю движение его руки, уворачиваюсь.
— Видел? Парень-то раскрывается, — комментирует Биффо.
— Врежь ему! — кричат ребята. — Покажи ему! Разделай под орех!
Я танцую. Ноги как стальные пружины. Еще бы. Столько прыгать через скакалку.
Я продумываю тактику. Сделаю ложный выпад, парень подастся вперед, раскроется. Бум, бум, бум, удар по ребрам, и он упадет.
Я делаю ложный выпад, парень подается вперед, я…
Бум. Ай! Что это?
Все тело дрожит. Голова кружится, гудит.
Глаза широко открыты. Ай. Я лечу. Что случилось? Меня ударили.
— Защищайся, — говорит Биффо. — Танцуй. Восстанавливай силы.
Ну уж нет, ему не победить. Я — Али.
Я умею драться. Я смогу.
Подхожу ближе. Принимаю удары.
Пусть выдохнется.
Ой, как же больно.
Я отступаю. Танцую. Дышу.
— Все, что нам нужно, — говорит Биффо, — это хороший удар.
Да. Удар под дых. Прямо в солнечное сплетение.
Это делается так.
Танцуешь.
Ступаешь полной ступней.
Упираешься носками в землю.
Собираешь все силы в один удар.
— Вот теперь ты дело говоришь, дружок. Врежь этому нахалу. Прямо в живот. Прямо в грудь. Пусть удар пройдет сквозь него.
Пижон ударяет вяло, лениво.
Я снова уворачиваюсь. Полная ступня. Носки в землю. Вся сила в один удар.
Бью. Резко. Сильно.
Вверх, под ребра.
Бум!
Мой удар направлен сквозь него.
Пум!
Отлично.
Он охает и оседает к моим ногам.
Я отступаю. Я скриплю зубами.
Губы его вытягиваются в тонкую линию, на подбородке — кровавая струйка. Рука сжимает рубашку на груди.
— Врежь ему коленом в рыло! — орет Терри.
Я отхожу назад. Толпа ревет. Я вижу Пижона на ринге. Он валится, валится вниз, вниз, вниз, на настил. Только это не настил вовсе.
Крак.
Он распластывается на цементном полу, скрючивается, стонет, хрипит.
— Врежь ему, Пиклз! — кричит Терри.
Нет. Не буду. И не потому, что я хороший мальчик. Я вообще не мальчик. Я Али. А он Сонни Листон. Уродливый бугай. Он повержен. С ним покончено.
Я стою над ним с поднятой правой рукой. Я — Али.
Он поднимает глаза, моргает раза три. В глазах слезы.
Али сказал бы что-нибудь, уничтожил бы его словами. Я не спешу, он уже не встанет.
— Надеюсь, ты только обмочился?
Ребята гогочут, им понравилось.
— «Скорую», — выдыхает Пижон. — Вызовите «скорую».
Решил, что ему уже конец.
— Уноси свою мокрую задницу.
Молчание.
Наконец до них доходит. Они умирают со смеху. Даже на распухшем, мокром от слез лице Свинки расползается широкая улыбка.
Я тоже смеюсь.
Я счастлив.
Я победил.
— Дружище, ты победил, ты был просто великолепен, — радостно шепчет Биффо. — Думаю, я тебе больше не нужен. Ты снова в игре.
Я, Питер и Свинка идем вместе. Я не звал их. Они сами пошли, как в былые времена.
— Ни хрена себе, Гарри, — выругался Питер.
А ведь он никогда не ругался раньше. Было ясно, что на него все это произвело впечатление.
— Ни хрена себе, Гарри. Где ты так научился драться?
— Отис показал мне несколько приемов.
— Хорошо, что показал, — улыбнулся Свинка. — Спасибо тебе, Пиклз. Ты мне жизнь спас.
— Как ты в это вляпался, Свинка?
Он покраснел и уставился в асфальт.
— Очередная блестящая идея Терри.
— Я говорил тебе — держись от парня подальше, — буркнул Питер.
— Ага, — протянул Свинка. — Легко сказать.
— Но почему Терри не применил какой-нибудь приемчик карате, которому научил его крутой отец?
— Он бухгалтер.
— Это прикрытие.
— Это правда, — подтвердил Пит. — Он бухгалтер.
— Ну да. По выходным, а так он супертайный агент.
— Пиклз, по выходным он играет в гольф.
— Он нам столько всего наврал.
— Мне больно.
— Это всего лишь йод, — ответил папа.
— Представь, что он твой пациент, — посоветовала мама со смешком. — Может, тогда будешь…
— Ай, папа.
— …чуточку осторожней.
— Ну-ка, расскажи мне еще раз. — Папа приподнял мою рубашку одной рукой, а другой проверил ребра на прочность. — Что произошло-то?
— Ай! Я упал, вот и все. И не надо из этого устраивать трагедию.
Я уставился на темно-желтый прямоугольник — там раньше висел Пикассо.
— Упал, говоришь? Прямо на чей-то кулак? — тихо сказал папа.
Я перевел взгляд на часы.
— Слушай, пап, тебе пора, опоздаешь на операцию.
Он опустил мою рубашку.
— Ничего не сломано. Будешь…
«Жить», — хотел он сказать.
— Ты прав, Гарри, мне пора.
Я подумал, что легко отделался. Но тут папа взял мои руки, повернул их так, чтобы на них падал свет, и отступил, чтобы мама тоже могла их хорошо рассмотреть.
— Вижу, другому парню тоже немало досталось.
— Это точно. Вы бы его видели, — сболтнул я, как последний дурак.
Они убирали со стола, а я лежал в кровати и думал о том, что́ они скрывали от меня до тех пор, пока психотерапевт не заставил рассказать.
О том, как солдаты и полицейские на коленях обшаривали поля, пытаясь найти хоть что-нибудь.
О вертолетах, о поисковых собаках и сыщиках.
Об объявлениях, развешанных в Бредфорде, Глазго, Понтефраке, Брайтоне и в других городах.
Об идиоте, которого посадили в тюрьму, потому что он говорил, что знает все про Дэниэла, хотя на самом деле он его и в глаза не видел.
О том, как папа и мама выступали по телевизору, просили вернуть Дэниэла.
Похоже, Дэниэла искала вся страна. Что ж они мне раньше не сказали?! Я бы не так беспокоился… Наверное.
