Гаспар возвращается с подносом. Кофе для меня, чай для Мелани. Он заботливо наполняет чашки, предлагает молоко и сахар. Садится в кресло лицом к нам, руки сложены на коленях, спина абсолютно прямая. Мы спрашиваем, как в последнее время себя чувствует наша бабушка. Не слишком хорошо, ее беспокоит сердце, и она теперь целыми днями спит. Медикаменты оказывают усыпляющее действие.
– Вы помните нашу мать, не так ли? – внезапно спрашивает Мелани, потягивая свой чай.
Лицо Гаспара озаряет улыбка.
– О, ваша мать, маленькая мадам Рей! Конечно, я ее помню. Ее невозможно забыть.
Мелани продолжает тему:
– А что вы о ней помните?
Улыбка Гаспара становится еще шире.
– Она была очаровательной и очень доброй. Делала мне маленькие подарки – новые тапочки, шоколад… А иногда даже дарила цветы. Я был в отчаянии, когда она умерла.
В квартире становится очень тихо. Даже уборщица, которая только что прошла в большую гостиную, похоже, работает совершенно бесшумно.
– Сколько вам тогда было лет? – спрашиваю я.
– Мсье Антуан, я старше вас на пять лет, значит, мне тогда было пятнадцать. Какая утрата…
– Вы помните день ее смерти?
– Это было ужасно, просто ужасно. Когда ее уносили… на этих носилках…
Очевидно, что он чувствует себя не в своей тарелке – ломает руки, шаркает ногами и не смотрит нам в глаза.
– Вы были на авеню Клебер, когда это случилось? – удивленно спрашивает Мелани.
– На авеню Клебер? – озадаченно переспрашивает Гаспар. – Нет, не помню. Это был такой ужасный день. Точно я ничего не скажу.
Он рывком встает и выходит из гостиной. Мы следуем за ним по пятам.
– Гаспар, – настойчиво зовет Мелани, – не могли бы вы ответить на мой вопрос? Очень прошу вас! Почему вы сказали, что видели, как уносили ее тело?
Мы втроем стоим в дверном проеме в темноте квартиры, в которую не проникает свет. Над нами угрожающе нависают полки с книгами. Бледные лица с любопытством смотрят на нас со старых портретов. И я мог бы поклясться, что мраморный бюст, стоящий на письменном столике неподалеку, тоже чего-то ждет.
Гаспар не разжимает губ. Его щеки покраснели. Он дрожит. На лбу выступил пот.
– Что-то не так? – ласково спрашивает у него Мелани.
Он с трудом сглатывает. Мы следим взглядом за движением его адамова яблока.
– Нет-нет, – бормочет Гаспар, качая головой. – Я не могу.
Я хватаю его за руку. Сквозь дешевую ткань его костюма я ощущаю слабое костлявое тело.
– Вы знаете что-то, что могли бы нам рассказать? – спрашиваю я более твердым, чем у сестры, голосом.
Он, дрожа, вытирает лоб тыльной стороной ладони и делает шаг назад.
– Только не здесь! – наконец говорит он.
Мы с Мелани обмениваемся взглядами.
– А где? – спрашивает она.
Перебирая худыми дрожащими ногами, Гаспар уже пробежал половину коридора.
– В моей комнате, на шестом этаже. Через пять минут.
Он исчезает. Уборщица только что включила пылесос. Мы с Мелани, застыв на месте, переглядываемся. И выходим из квартиры.
Глава 39
В комнату прислуги нужно подниматься по узкой извилистой лестнице, лифт туда не ходит. Здесь живут самые бедные жильцы этого респектабельного дома, и им приходится попотеть, чтобы добраться до своего жилища. Чем выше поднимаешься, тем более облупленной становится краска на стенах. И усиливается запах – неприятный запах, присущий маленьким непроветриваемым помещениям, запах скученности и отсутствия ванных комнат, достойных называться таковыми. Зловоние общих туалетов, вынесенных на лестничную площадку…
Мы поднимаемся на шестой этаж. И молчим, хотя вопросы вертятся у меня в голове, и я уверен, что Мелани думает о том же.
Шестой этаж – это иной мир: черный пол, в коридор, по которому гуляет сквозняк, выходит несколько десятков пронумерованных дверей. Слышен шум включенного фена. Агрессивный рев телевизора Какие-то люди ругаются на иностранном языке. Звонок мобильного. Крик младенца. Одна из дверей открывается, и какая-то женщина окидывает нас подозрительным взглядом. За ее спиной видна ее комната – низкий, с пятнами сырости потолок, грязная мебель. За которой из дверей живет Гаспар? Он не сказал нам номер. Он спрятался? Он чего-то боится? Я уверен, что он ждет нас, ломая руки и, может быть, дрожа, но все-таки ждет. Должно быть, он как раз собирается с силами.
Я не отвожу взгляда от узких прямых плеч Мелани в зимнем пальто. Она идет уверенным, размеренным шагом. Она хочет знать. Ну а я-то чего боюсь?
Гаспар ожидает нас в конце коридора. Лицо у него все еще красное. Он быстро впускает нас в комнату, словно боится, что кто-то нас увидит. После холодного коридора кажется, что в комнате очень жарко. Электрический обогреватель работает на максимальной мощности, издавая тихое гудение. Пахнет палеными волосами и пылью. Комната такая маленькая, что мы практически соприкасаемся. Лучше было бы присесть на узкую кровать. Я смотрю по сторонам: все в этой комнате выглядит безупречно чистым. Распятие на стене, потрескавшаяся мойка, некое подобие платяного шкафа, закрытое с помощью пластиковой занавеси, – жизнь Гаспара предстает перед нами во всей своей скромности. Чем он занимается, поднимаясь к себе и предоставив Бланш заботам ночной сиделки? Ни телевизора, ни книг. Хотя нет, на маленькой полочке я вижу Библию и фотографию, которую со всей возможной осторожностью пытаюсь разглядеть. К моему величайшему удивлению, это фото нашей матери.
Гаспар остался стоять. Он ждет, когда мы заговорим. Его взгляд, словно челнок, мечется между мною и моей сестрой. В соседней комнате работает радио. Стены такие тонкие, что слышно каждое слово, сказанное диктором новостей.
– Вы можете нам довериться, Гаспар, – говорит Мелани. – Вы ведь и сами это знаете, правда?
Он на секунду прикладывает палец к губам, его глаза широко раскрыты от страха.
– Нужно говорить тише, мадемуазель Мелани, – шепчет он. – Здесь все всё слышат!
Он подходит ближе. Я чувствую острый запах его пота И инстинктивно отстраняюсь.
– Ваша мать… была моим единственным другом. Она одна меня понимала.
– Продолжайте» – говорит Мелани.
Я восхищаюсь ее терпением. Что до меня, то мне хочется побыстрее перейти к главному. Она мягко кладет свою руку на мою, словно прочла мои мысли.
– Ваша мать была как я. Она родилась в простой семье, на юге. Она не любила все усложнять, никогда не была ломакой. Была простой и доброй. И всегда думала об окружающих. Такая щедрая и порывистая…
– Да, – подбадривает его Мелани, в то время как я в нетерпении сжимаю кулаки.
