вклиниваюсь между ними.
— Садись в машину, — рявкаю, готовый зубами перегрызть ему глотку.
К моему удивлению, Аспен в кои-то веки слушается и выбегает из гостиной.
Теперь остались только мы вдвоем.
— Ты, кажется, забываешь, кому ты верен, сынок.
— А ты, похоже, забываешь, что она не… — останавливаю себя, прежде чем закончить это предложение.
— Она не что? — спрашивает он, провоцируя в ответ.
Я, блядь, не доставлю ему такого удовольствия.
— Ничего.
Он ухмыляется, напоминая мне, что мы не такие уж и разные.
— Я так и думал, — он почесывает подбородок. — Кстати, в следующий раз, когда будешь развлекаться со своей сестрой-шлюхой под моей крышей, убедись, что она придумает оправдание получше. Лгунья — это само по себе плохо, но ужасная лгунья — еще хуже.
На языке вертится вопрос, не расстроен ли он из-за того, что она не хочет отдаться ему, но я знаю, что это только раззадорит его и заставит доказывать свою правоту.
Вместо этого смотрю ему прямо в глаза: — Мы не развлекались. Я же говорил тебе, что ненавижу ее.
Его тон низкий и отрывистый, но в нем присутствует намек на веселье: — И ты продолжаешь это повторять.
— Мы закончили?
Вижу, что он не хочет так легко отпускать меня, но телефонный звонок заставляет его отмахнуться от меня.
Я достаю ключи из кармана и выхожу, подавляя желание вернуться туда и выбить из него все дерьмо, пока у него не перестанет биться пульс.
Однажды.
После обеда направляюсь к своему шкафчику и замечаю, что вся школа взбудоражена сильнее обычного.
Я уже собираюсь списать это на какую-нибудь типичную дерьмовую драму, но тут вижу, что Аспен разговаривает со своей подругой Бри в конце коридора.
Не знаю, что происходит, но что бы это ни было, она бледнее обычного и заметно потрясена.
Тот факт, что она раньше вступила в перепалку с моим отцом, не моргнув глазом, а теперь выглядит как кошка, которую держат над ванной с водой, не предвещает ничего хорошего.
Мышцы в груди напрягаются, когда я направляюсь к ней.
— Это не он, — слышу шепот Аспен, когда приближаюсь, — поверь мне.
— Как ты…
— Потому что я была с ним все выходные.
Глаза подруги расширяются, она сжимает руку Аспен и убегает.
— Что не так?
Когда она не отвечает, хищническая потребность защитить ее берет верх, и я вторгаюсь в ее личное пространство, намеренно тесня ее.
— Что случилось, Бродяга?
Она опускает взгляд в пол, а ее грудь тяжело вздымается.
— Трейси и Стейси мертвы, — Аспен прерывисто вздыхает. — Их тела нашли на Devil’s Bluff. Так же, как Кэнди и Шэдоу.
Тяжелое чувство оседает в мышцах, а беспокойство ползет по шее.
Блядь.
Ежедневные поминки по девочкам, которые уже привыкла посещать, — определенно не то, чем я планировала заниматься всего за пять недель до окончания школы.
По крайней мере, теперь люди перестали вести себя так, будто эти убийства — просто случайные ужасные вещи, которые происходят в жизни.
Однако это не значит, что местная полиция приблизилась к поимке подозреваемого. Даже мой отчим все больше разочаровывается в их усилиях. Или, как он выразился, в отсутствии усилий.
Я смотрю на розовый гроб с помпонами на крышке. Вчера были похороны Стейси… а сегодня поминки Трейси.
Учитывая, что это уже третьи похороны за такой короткий промежуток времени, чувствительность немного притупилась.
К тому же трудно проникнуться сочувствием к девушке, которая подстроила ситуацию с изнасилованием, чтобы она могла заснять это на видео.
Но это не значит, что я желала ей смерти.
Оглядываю переполненный зал, желая, чтобы Нокс был здесь. Но его не будет, потому что у него бой.
Учитывая, что он заставил меня бросить стриптиз, не думаю, что это справедливо, что он продолжает участвовать в этих своих незаконных драках — независимо от того, сколько денег он зарабатывает, — но спорить с ним — все равно, что со стеной.
Достаю из сумочки ключи Нокса. Он сказал, чтобы я поехала на поминки на джипе и забрала его со склада, когда закончу.
Возможно, мне стоит подойти к гробу Трейси и выразить свое почтение, но это тяжело, учитывая, что с самого начала не уважала ее, потому что она была ужасным человеком.
Бросая последний взгляд на ее розовый гроб, мысленно молюсь, чтобы убийцу нашли до того, как он или она нанесет новый удар.
Я выхожу на парковку, и кто-то хватает меня за плечо.
Оборачиваюсь, готовясь к нападению, потому что на свободе находится чертов убийца, но расслабляюсь, когда поднимаю взгляд и вижу Лео.
Ну, вроде того, потому что странно видеть его здесь.
— Не хотел тебя напугать, — говорит он, поднимая руки.
— Все в порядке. Я просто… нервничаю, — морщу нос, оценивающе глядя на него. — Что ты здесь делаешь?
Засунув руки в карманы брюк, он испускает страдальческий вздох.
— Ищу тебя, — озабоченность появляется на его лице. — Я беспокоился о тебе.
Я поправляю ремешок сумочки на плече.
— Ты мог бы просто позвонить.
Он смеется, но это лишено всякого юмора.
— Ты не отвечаешь, когда я звоню.
Он подловил меня.
Чувство вины захлестывает, и это странно, потому что мне не в чем себя винить.
Мы расстались. Или, как сказал бы Нокс, мы даже не начинали.
Как мы могли? Мне восемнадцать, ему сорок восемь… и он женат на другой.
Наши отношения были окутаны тайной и могли расцветать только в темноте.
Мне нужен тот, кто не боится появиться со мной на людях.
— Я была…
— Дай угадаю, — вклинивается он, закатывая глаза, — занята?
Не совсем понимаю, почему он устраивает допрос с пристрастием, ведь это неоправданно, потому что я больше не должна ему ничего объяснять.
— Да. Выпускной бал на следующей неделе, а после — вручение дипломов.
А потом колледж.
Делаю мысленную пометку поговорить об этом с Ноксом позже, потому что я ничего знаю о его планах на будущее.
Может, мы сможем снять квартиру вместе, потому что, видит Бог, ему наверняка надоело жить со своим заносчивым отцом-мудаком.
Лицо Лео вытягивается: — Черт возьми, Аспен.
Я вздрагиваю: — Что?
Он беспомощно пожимает плечами: — Когда мы стали чужими? Когда тебе стало все равно?
— Я не…
— Значило ли для тебя что-нибудь то, что у нас было? Хоть что-то?
Теперь я понимаю. Он все еще страдает и нуждается в успокоении.
Говорю ему правду: — Да. Это многому меня научило. И хотя у нас ничего не вышло, я
