Книга Порочная игра - Анастасия Бойд

– Вы же не станете ругаться на моём дне рождения, детвора? - мама немного повысила голос, отчего Оля притихла, но здесь уже я заговорил.

– Олюсь, а в чём юмор? В том, что молодая девчонка пропала без вести и вероятнее всего... - я запнулся, испугавшись произносить то, что хотел сказать. Её больше нет. Что тут думать?

– Вероятнее всего, девочка развела тебя, как лоха пристарелого и отрывается с кем-то другим на твои денежки. А ты тут развёл пи**острадания.

Вот же сука! Родственники порой хуже злейших врагов. Да и какие деньги-то? Мне грех жаловаться на Катю, учитывая, что я ни разу не дарил ей даже цветов, не говоря о гаджетах или украшениях. О какой алчности может идти речь?

– Оля! Я тебе говорила, маты оставляй за порогом моего дома, - мама стукнула по столу, и перевела взгляд на меня. – Глебушка, ты ведь знаешь, что главное верить. До сих пор не нашли, значит жива и только так. Просто верь.

– Надейся и жди, - цокнула Оля, взяла бокал с вином, и как только начала пить, я потянулся через стол, и дёрнул её за руку, отчего красное сухое оказалось на дурацкой жёлтой блузке. Правда, и на маминой скатерти тоже, но это уже побочка от успеха.

– Да прекратите уже! - подала голос сестра Люда. – Что за детский сад, Глеб? Да и ты, Олька, зачем его драконишь? Всё равно он не поймёт, что только просирает свои годы, хватаясь за малолеток. 

– Да вы вообще куда обе лезете, куры? - раздражённо протянул я, с трудом сдерживая ярость. – Специалистки... Я вас старше обеих, и вдруг буду слушать дерьмовые советы от ссыкух, которые говно своё жрали до первого класса? Я развёл страдания, Оль? Да я тебе вообще ни на что не жаловался, сама всё вынюхивала. Что для тебя страдания? Муж перестал удовлетворять? Продукты по акции не успела купить? На ноготочки мест нет? Ну прости, мне всё-таки немного неприятно, что какой-то грёбаный псих убил мою любимую женщину не за хрен собачий. Для тебя мелочь? Да мне по хер. Ненавидишь юных девушек, потому что Саня перед такой однажды не устоял? Сань, ничего личного, - я зыркнул на молчаливого мужа Оли, и тот напряжённо отвёл взгляд. Кобель подпольный. – Это не мои проблемы. Если тебе скучно, что приходится лезть в мою жизнь, то заведи любовника и хорошенько потрахайся, чтобы лишнее в голову не лезло.

За своим рычанием, я не сразу услышал вибрацию телефона. Взглянул на экран. Чехова. Мне уже дурно становилось от её звонков и от вероятности того, что однажды она может мне сказать что-то крайне неутешительное. Когда-то, мне придётся это услышать.

– Тихо всем, - я окинул взглядом присутствующих, кроме матери, и ответил. – Да, Алиса.

– Глеб Георгиевич, записывайте адрес или запоминайте, - спешно начала она, и внутри меня всё похолодело. Опознание? Адрес морга? Или места, где её нашли? – Городская клиническая больница номер 9, улица Калинина, 17.

– Постой... Там же нет патанатомии.

– Вы с ума сошли? Катю только что увезли на скорой без сознания. Но это больше нервное. Она в порядке, - после этих слов, я оторопел, и не мог двинуться с места. Моя снежинка... Я не верил. Я уже совсем в это не верил. – Номер палаты не знаю, спросите сами. Приезжайте скорее, потому что я... Я не смогу приехать.

– Боже мой... Алиса, это лучший звонок в моей жизни, - сказал я, даже не обращая внимания на холодный тон Чеховой, будто она не радовалась тому, что подруга жива.

– Всего доброго, - ответила она и повесила трубку. 

– Всё, горгоны. Ваша песенка спета. Готовьте плеваться ядом, потому что на мою свадьбу ваши рыла допущены не будут, - с нескрываемым азартом и радостью, бросил я сестрицам, встал из-за стола и отправился на выход.

– Сынок, что там? - мама подскочила следом за мной.

– Мамуль, Катька жива, мне нужно срочно ехать к ней в больницу. 

– Я с тобой.

– У тебя ведь гости. 

– Мой единственный сын наконец-то влюбился. Я поеду с тобой, вдруг понадобится какая-нибудь помощь. А гости как раз подумают над своим поведением.

Не успел я ответить маме хоть что-то, как она уже была обута и поправляла свою кудрявую причёску перед зеркалом. Я созвонился со своим приятелем из девятой больницы, и вот уже мы с мамой были в одноместной палате, куда определили мою снежинку. Катя спала. Врачи сказали, что даже не просыпалась, но все показатели хорошие. Может, так сильно испугалась, что её вырубило? Или он изводил её, что приключилась бессонница, а теперь она расслабилась и могла отоспаться? Я был безумно рад вновь увидеть это маленькое беленькое личико, что перестал соображать, доставая врачей расспросами, будто сам не был врачом. А ещё я выяснил, кто же стоял за этим похищением.

" Она исчезла, возможно, потому что вы всё-таки решили запретить ей это?" - вспомнилась одна из реплик этого мерзкого следака, который не побрезговал обвинить меня в том, что сделал он сам. Жаль, что его уже арестовали. Иначе вмазал бы ему, как следует.

Когда всё узнал о состоянии Кати, то наконец решился прикоснуться к ней. Это было так трудно, будто запрещено. Я присел на край кровати, и провёл ладонью по хрупкому плечику Катюши, затем погладил её по щеке, боясь излишне резких движений.

– Она такая юная, - тихо произнесла мама. – Беззащитная... Ей как раз нужен такой муж, как ты. Серьёзный, надёжный, ответственный, с хорошей профессией. Как твой отец... Я чувствовала себя хрупкой фиалкой, которую носят на руках и берегут, как драгоценность.

– Вот только... Папы давно нет, а ты всё ещё молода, но уже без него.

– Зато я была счастлива. Не всегда больше, значит лучше. Тридцать лет счастья – разве мало?

Мама похлопала меня по плечу и вышла из палаты, видимо, чтобы не огорчать меня своими ностальгическими слезами. Когда мы оказались с Катей одни, то я опустился на колени перед её кроватью, и обнял уже крепче, расцеловав лицо. Теперь, что бы она мне не сказала, всё будет хорошо. Даже если за это время она разлюбила меня. Пускай. Главное, что жива.