Я начала думать, что самый лучший выход из нашего странного любовного треугольника – развод с Сергеем и брак с Диким. Я привязалась к верберу. Полюбила? Наверное. Сердце замирало, когда он оказывался рядом. Я успокаивалась у него на груди так, как некогда успокаивалась на груди мужа, когда еще наши отношения были другими. Теплыми, нежными, пронзительными…
Внезапно мои размышления прервали шаги на первом этаже. Я почему-то подумала о плохом. Видимо, все эти драки, схватки, бои без правил совсем выбили меня из колеи. Поэтому я взяла первое, что подвернулось под руку – стул – и начала медленно спускаться по лестнице. Пока… не званый гость не появился в ее основании и не развел руками.
– А ты, смотрю, ко всему уже готова.
Сергей воззрился на меня и улыбался. Немного грустно, но как-то светло. Он уже очень давно так на меня не смотрел. Я спустилась, муж забрал стул и пригласил меня жестом к «пикнику». На кухонном столе дымились треугольники, которые я так обожала и свежий чай в термосе.
– Садись. Давай поговорим спокойно?
Я кивнула.
Было так непривычно сидеть напротив Сергея, когда он то и дело гладил мои пальцы руками и говорил мягко, проникновенно.
– Ахсана. Я много о нас думал. Я понимаю, что изрядно наломал дров. Да и будем честными. Наши отношения в последнее время совершенно не клеились. Не знаю кто больше виноват, но мы отдалились. Возникла какая-то стена между нами, которую мы лишь укрепляли невниманием друг к другу, отсутствием нормального, семейного общения. А помнишь, когда мы только начинали встречаться? Мы ведь могли взахлеб разговаривать часами? Помнишь?
Я кивнула. Воспоминания хлынули рекой: горячей и бурной. Даже слезы немного выступили на глазах. Не злые, не горькие, какие-то ностальгические.
…Я поругалась с мамой. Злая, растерянная… Мечусь по комнате. Приходит Сергей. Я ему прямо заявляю:
– Сереж. Ты очень не вовремя. Я злая и нервная… Давай встретимся в другой раз? А?
А Сергей смотрит так тепло, так ласково и отвечает:
– Нет. Я останусь.
И мне сразу становится легче. Так хорошо, когда у тебя есть некто, кто останется с тобой, даже если ты злая, даже если болеешь или здорово нервничаешь…
* * *
Мы идем по широкой дороге вдоль чужих дач на базу отдыха, где я жила с мамой и тетей. Дорога зовет вперед, а мы не спешим. Я читаю стихи, а Сергей слушает и просит: «Давай еще…»
И я начинаю новую балладу.
Над головами заливисто поют птицы, пахнет малиной, яблоками и викторией. С луга тянет мятой и полынью.
И так хорошо…В балладе не описать…
* * *
– Давай попробуем начать все заново? – врывается в мои мысли голос Сергей. Срывается, дрожит и вибрирует. И я понимаю, что муж волнуется, что ему, впервые за многое время, не все равно, что скажу, что отвечу…
Внезапно открывается дверь и входит Дикий.
Немного взбудораженный, какой-то вздыбленный.
Оглядывает кухню и останавливает взгляд на Сергее. Я никогда не забуду этого взгляда. Как выстрела из ружья: жгучего и ненавидящего. Сергей отвечает верберу в том же стиле. Дуэль взглядов, ни больше, ни меньше.
Дикий очерчивает взглядом кухню. Фокусируется на руках Сергея, которые сжимают мои ладони и лицо вербера резко меняется. Вытягивается, темнеет, скулы натягиваются до какой-то хищной, холодной остроты. Будто зверь рвется изнутри оборотня. Еще не прорывает человеческую оболочку или не вырывается из нее. Но уже заметно как неумолимо меняется Дикий.
Следующими он цепляет взглядом треугольники на тарелке, наши чашки чая и… понимающе кивает.
Сжимает ладонями виски, стискивает зубы, а затем резко убирает руки.
Я поднимаюсь, хочу что-то объяснить. Но Дикий отходит, словно боится, что я коснусь его или еще что. Буквально шарахается, отшатывается.
– Ахсана. Все решено. Можешь больше не волноваться. Счастья вам.
Последние слова он произносит с таким чувством, что я едва не плачу от наплыва эмоций. Да и я ведь ничего не решила. Я лишь ностальгировала, слушала Сергея. Растерялась, думала, прикидывала…
– Погоди. Давай все обсудим. Приходи вечером. Давид. Пожалуйста, зайди. Очень тебя прошу.
Краем глаза я вижу, как дергается Сергей. Боюсь очередной отвратительной сцены ревности.
Муж сжимает кулаки, бычится, Дикий разве что только не бросается…
Но, к счастью, драки все-таки не последовало.
Вербер тяжело, надсадно втянул воздух и сказал только:
– Нормально все. Не переживай.
– Ну ты же придешь? Давид? Я буду ждать тебя часов в семь. Хорошо?
Дикий кивнул, а затем выбежал из дома. Я обернулась к Сергею. Он все еще сидел, молчал, только сжал руками салфетку так, что та превратилась в жеваную бумажку.
Затем муж поднялся и произнес:
– В общем. Ахсана. Ты знаешь мой номер. Как только что-то решишь, позвони. Я готов начать все заново, с чистого листа. Мне все равно, что случилось пока, мы жили порознь. Я люблю тебя и хочу вернуть наше счастье, нашу семью и наше общее будущее.
Сергей подошел, коротко обнял меня, чмокнул в висок и ушел следующим.
А я осталась посреди кухни в полной растерянности и в полном шоке.
Я вообще не понимала – что произошло и как мне все это распутывать дальше. А еще мне было очень страшно за… Дикого.
И неожиданно для себя, запоздало, я осознала. Да, Сергей очень мне дорог. Но вот сейчас, после всего что случилось, я переживаю именно за вербера. Мое сердце и мои мысли были с Давидом.
И тут уже ничего не изменишь. Прошлое не вернешь. А мое будущее, увы, связано, не с Сергеем.
Что ж… Я просила Дикого прийти. Буду ждать, когда вербер появится, чтобы все ему сказать и объяснить.
* * *
Дикий
Ну, а чего он, собственно, ждал? На какие чудеса надеялся? Размечтался о том, что получит чужую семью себе, в полное владение и полное наслаждение?
Заграбастает чужую женщину! По старым законам оборотней подобное было еще возможно. Но времена изменились, как и сами двусущие. Да и Дикий отлично понимал – насильно мил не будешь. Конечно, для Ахсаны интим с таким, как он, стал необычным приключением: ярким, фееричным, незабываемым. Да и мужу она, по факту, не изменяла – они ведь тогда жили врозь. А потом вернулся Сергей – и вернулись старые чувства. Страсть – это еще далеко не все. Экзотическая ночь любви – это всего лишь одна ночь. А жизнь расставила все по местам.
Дикий несся домой, как пьяный, не разбирая дороги. По пустырям, по лесу, словно паркурщик. Царапал ноги, срывал в кровь. Но не чувствовал ни боли, ни усталости.
