меня есть к вам просьба.
— Слушаю.
— Я хотела бы попросить у вас немного ниток. Тех самых, из которых вы плетете сети.
Брови барона удивлением изогнулись, но он не стал спрашивать или возражать, а, покопавшись в том же самом мешке с мягким хламом, достал большой клубок витой серо-желтой нити и протянул мне. Я поблагодарила и, опасаясь расспросов, поторопилась сбежать.
Цвет нити изрядно расстроил меня. Он был однотонный, но как будто грязный. Клубок был достаточно велик, поэтому я отрезала с десяток кусочков сантиметров по пятнадцать каждый и отправилась на кухню, чтобы посмотреть, что можно сделать с цветом.
Для начала я просто постирала пару ниток, окунув их в щелочной раствор. Серость ушла, а вот желтизна, пусть и легкая, к сожалению, осталась. Зато я убедилась, что стирка никак не повлияла на прочность нитей, и потому постирала все остальные. Нина, которая перебирала пшено у окна, с удивлением смотрела на мои манипуляции.
Наконец набралась храбрости и спросила:
— Госпожа, а что это вы такое непонятное делаете?
В это время я вываривала пару нитей в миске с луковой шелухой.
— Я хочу посмотреть, чем можно покрасить нити.
Нина удивленно пожала плечами и сказала:
— Так всем подряд красят, госпожа. Только потом надобно цвет-то закрепить. Вот, смотрите-ка… – Нина потянула пальцами край собственной коричневой блузы. – Это вот я сама старой свеклой красила.
Я присмотрелась: цвет был не слишком насыщенный и, честно говоря, скучноватый. У местных в одежде вообще не хватало ярких цветов. Раньше я об этом не задумывалась. Но если вспомнить одежду горожанок, то получалось, что основные цвета: желтовато-песочно-бежевые и желтовато-коричневые. Иногда встречались бледно-зеленые или бледно-голубые. Но они, как правило, появлялись в одежде более-менее состоятельных людей. Яркие цвета и привозные ткани были доступны только местной аристократии и самым богатым горожанам.
Однако в любом случае Нина знала о местных красителях гораздо больше, чем я. Так что, вытащив две своих ниточки из кипящего раствора, я отложила остальные, подсела к служанке за стол и, придвинув к себе часть крупы, чтобы не сидеть просто так, скомандовала:
— Рассказывай!
Часть растений, о которых говорила Нина, я даже знала. Правда, очень небольшую часть. Но поскольку тяга женщин к красивому была неистребима, а привозные цветные ткани стоили слишком дорого и были крестьянкам не по карману, всю одежду испокон веков они красили себе сами. В ход шло абсолютно все: кора и листья, цветы и корни растений, ягоды и корнеплоды, а также соль, вино и уксус.
— Ежли, госпожа, вы ягодами пользуетесь, то тогда надо крепкий соленый раствор. А ежли овощами красите, хоть бы даже и той же свеклой, это уже уксус потребен. Ежли в энту свеклу уксуса добавить, цвет куда как красивше будет. Только, сами понимаете, уксус – это для господ, больно оно дорого выходит. А уж на покраску такое добро потратить и вовсе немыслимо! У нас на селе модница есть одна, Гадула по имени. Все хотела блузку яркую, прям барскую. Так она прошлый год по осени, как на рынок торговать ездила, денег утаила от мужа и уксуса себе прикупила. А только ведь он пахнет сильно, госпожа Клэр! Вот дождалась она, пока муж-то ейный в соседнюю деревню на подмогу родне ушел. Почала она кофту красить, а тут раз – и мужик-то вернулся – струмент, сказывают, забыл дома. Как он унюхал это дело, да как огневался на неё! Ой, что было! Он со злости-то ее за косу схватил и в тую миску мордой тыкать начал! Да не один раз и не два, госпожа Клэр, – Нина беззлобно улыбалась, вспоминая историю. – Оно и в самом деле, цвет оченно красивый получается. Только вот почему-то все лицо у нее пятнами розовыми пошло. Наши-то смеялись все и сказывали, что, видать, ей вытираться не нужно было, тогда бы и цвет ровненько лег. Гадула потом неделю дома сидела, выйти боялась. Но разве от суседей что спрячешь? Её по деревне до сих пор Красной Гадулой кличут.
Благодаря советам Нины, первые опытные образцы, многократно прокрашенные и закрепленные уксусом и солью, дали мне прекрасные цвета: яркая фуксия, густой фиолетовый, сочно-синий и различные оттенки красного. Самое удивительное, что весной Нина обещала покрасить нитки в ярко-желтый цвет с помощью обычных листьев березы. Про такое я, признаться, даже не слышала.
— Желтый-то несложно получить, госпожа. Ежли, например, кору крушины взять, только всенепременно -- свежую, молодую или, скажем, с лесного барбариса кору и корни, то самый желтый цвет и получите.
— Нина, почему же вы не красите одежду в такой цвет?
— Ежли когда на праздник, то можно и такую рубаху сделать. А только чтобы цвет богатый был, много дней нужно возиться -- красить и сушить, красить и сушить... Оно, госпожа Клэр, коричневый-то и ярко, и надежно. Да и возни такой нету. Опять же, чтобы желтый хоть сколько-то стирок выдержал, уксусом закреплять надобно, – тут она засмеялась и добавила:
— С желтыми-то лицами у нас еще никто не хаживал.
Глава 38
Зима подходила к середине, когда я вместе с Ниной в первый раз вышла на рынок с целой партией товара. Куча разноцветных сережек с декоративными узлами разной степени сложности, с кисточками или бахромой крепились к обыкновенным медным крючочкам. Как баронетта, я не могла позволить себе стоять за прилавком, но внимательно отследила, как именно Нина раскладывает и развешивает небольшие комплекты украшений. Среди товара было даже несколько весьма симпатичных плетеных браслетов.
Сама я встала в сторонке, поплотнее закутавшись в тяжелое сукно накидки, и ревниво наблюдала, как мимо прилавка Нины проходят люди. Слева и справа от нее торговали тканями и яркими атласными лентами. Сравнительно небольшой кусок холста, на котором были выложены украшения, не слишком цеплял равнодушный взгляд покупателей. Однако вот тормознула одна из горожанок и, подхватив с прилавка сережку за медную
