Даже за то, что я сковородку не туда положил, не отругает…
Черт возьми, почему так больно⁈ И почему только сейчас?
Как же хочется поехать к ней, кинуться в ноги и умолять простить. Принять такого идиота, дождаться и…
Я резко сел на постели и устремил невидящий взгляд в полумрак комнаты.
А дождется ли она меня на этот раз? Сможет ли спокойно принять мою вероятную смерть? Я бы ее не смог. У меня бы на куски разорвались и душа, и сердце, если бы с ней что-то случилось.
И почему я раньше не задумывался об этом? Почему понимание пришло только сейчас?
Просидев с этим осознанием некоторое время, я снова откинулся на подушку и пробормотал:
— Значит, к лучшему, что мы расстались. Ей будет не так больно.
* * *
— Варя все ещё в командировке? — с толикой подозрения спросила мама.
— Угу.
Прошла почти неделя с того дня, как мы разошлись, а я ещё не сказал маме правду.
— Сам доедешь?
— Мам, ну за кого ты меня принимаешь? — взглянул я на неё с упрёком.
— Ты просто немного потерянный в последнее время, — заметила мама, внимательно вглядываясь в моё лицо. — Как будто у тебя не все хорошо.
Материнское сердце слишком чуткое. И как мне ей сказать, что мы с Варей расстались? Мама наверняка тяжело перенесёт эту новость, Варька для неё уже член семьи. А что с ней будет, когда она узнает причину нашего расставания, я даже представлять не хочу.
— Да что за глупости, — как можно более небрежно сказал я, стараясь улыбаться как можно шире и естественнее. — У меня все отлично, я же говорил. Даже кошмары прекратились. Полностью здоров и полон сил!
Вот снова я ей вру. Кошмары вернулись, как только мы с Варей расстались. Благо, во сне я вроде как больше не кричал, а просто тихо стонал. Если бы орал, мама бы в мою ложь не поверила.
— Слава богу, что ты полностью поправился, — сказала она с радостной улыбкой. — Как чудесно, что я приметила Варю! С первого взгляда на неё поняла, что вы созданы друг для друга.
— Угу, — кивнул я.
Удерживать широкую улыбку было уже невмоготу, поэтому я поспешил выйти из квартиры.
Мой последний прием у психолога ничем не отличался от предыдущих. Павел Валерьевич — в последнее время мы перешли на «ты» и я обращался к нему просто по имени — общался со мной весь отведенный на сеанс час, периодически делая записи в своем блокноте. Я же старался выглядеть невозмутимым, будто бы меня не омрачали ни вернувшиеся кошмары, ни разрыв с Варей.
— Значит, все у тебя наладилось, — заключил Павел. Или задал вопрос? Я не совсем понял.
— Ну да, — сказал я. Хотелось скрестить руки на груди, но психолог мог расценить этот жест как намерение закрыться и сделать соответствующие записи в блокноте, поэтому я сдержался. Расслабленно сидел в кресле, положив руки на подлокотники.
— И кошмары не снятся, — снова прозвучал то ли вопрос, то ли констатация факта.
— Не снятся, — кивнул я.
— Благодаря Варе? — Павел посмотрел на меня из-под очков.
— Думаю, да.
— Хорошо-о, — протянул психолог и отложил ручку, которую почти целый час держал в руках. Сложив ладони вместе, он спросил с полуулыбкой: — Тогда, как я и предположил в прошлый раз, наша сегодняшняя встреча — последняя.
Я так ждал этого момента, так мечтал услышать эти слова, но почему мне совсем не радостно? И почему появилось ощущение, что я делаю что-то не то?
* * *
— Какие планы на будущее? Еще не определился с работой? — Павел закрыл блокнот, снял очки и отложил их в сторону.
Я взглянул на часы. Наш сеанс закончился три минуты назад, а значит, этот вопрос уже не относился к терапии и был задан чисто ради интереса.
— Вернусь в Бишар наемником, — без увиливания сказал я.
Брови Павла приподнялись. Он явно не ожидал такого ответа. На сеансах пару раз мы затрагивали тему моего будущего, и я говорил, что еще не определился с ним. Потом рассказал про приют и про Варю, после чего Павел больше не задавал подобных вопросов.
— А что Варя? — спросил он. — Как отреагировала.
— Плохо. — Разговор этот мне не очень нравился, поэтому я решил поторопить Павла: — Справку мне выдашь, что я годен? Или как у вас это делается.
— Я пишу рекомендацию, с которой пациенты идут в клинику и получают заключение с подписью и печатью, — пояснил Павел.
— Тогда пиши эту вашу рекомендацию.
Павел не шелохнулся. Сидел на своем месте и пристально смотрел на меня.
— Ну? — ну выдержал я. — Что-то еще для этого надо сделать? Денег тебе дать?
— Упаси Боже, — отмахнулся Павел. — Если бы мог, то сам тебе деньги дал.
— Зачем? — не понял я.
— Чтобы ты на войну не возвращался.
— Еще один пацифист, — разозлился я. Они что, все сговорились⁈ — Сколько еще людей меня будет отговаривать от возвращения в Бишар⁈
— Мама знает? — затронул болезненную тему Павел.
Я мотнул головой.
— Собираешься перед фактом ее поставить? Хороший ты сын…
— Нормальный я сын! — взорвался я. — Обеспечиваю мать так, что ей работать не надо совсем! Она ни в чем у меня не нуждается, и я после этого плохой?
— Ошибаешься, — покачал головой Павел. — Она нуждается в живом и здоровом сыне, который будет рядом. Разве ты не думал об этом?
Думал. Много раз думал, но она у меня уже привыкшая. Да, мой плен выбил ее из
