– На меня телегу не катил?
– Нет. Наоборот, сказал, будто каждый месяц выручаешь его деньгами. Но черная зависть к тебе, по-моему, у Глеба копошится. Дескать, вот Тэтэ устроился охранять банкира и с чистой совестью живет разлюли-малина. О себе говорил, что рассчитывает охмурить какую-то банкиршу или жену банковского воротилы и тогда, мол, тоже заживу припеваючи. Короче, нес откровенный бред.
– О других приднестровских сослуживцах что-нибудь знаешь? – поддерживая разговор, спросил Шерстобоев.
– Недавно в Барнауле встретил командира роты Пеликанова.
– Чего занесло его в Барнаул? Он же тираспольский.
– По-моему, майор сменил профессию. Встретились мы случайно в ресторане. Он был в компании крутых парней, промышляющих заказными убийствами. Похоже, пользуется у них авторитетом. Увидев меня, обрадовался. Обнял как родного брата. Минут десять посидели вдвоем, по рюмахе выпили. Поинтересовался, нет ли у меня на примете состоятельного туза, которому позарез надо ликвидировать конкурента. Если, мол, такой заказчик появится, звони немедленно. И номер телефона дал.
– Гибнут люди.
– Что поделаешь… Как говорит Глеб, тоска зеленая…
Через неделю после этого разговора «зеленая тоска» Вараксина завершилась гибелью Зинаиды Валерьевны и смертью самого «тоскующего». Спустя несколько дней к Шерстобоеву приехал Копалкин. Мельком упомянув о последней встрече с Глебом, Федор попросил Тимофея подыскать покупателя, чтобы по дешевке сплавить автомат Калашникова.
– Я, Федя, оружием не торгую, – ответил Шерстобоев. – Какая вожжа Глебу под хвост попала?
– Да мы с ним виделись не дольше пяти минут. Глеб был в глубоком трансе. Едва я поставил на стол литровый пузырь водки, он сразу налил полный стакан и залпом оприходовал. После этого сказал, что около часа гонялся на «Джипе» за стервой, которая хотела нанять киллера, чтобы укокошить его. Потом вздохнул: «Передай Тэтэ, если загнусь, пусть отдаст все мои бабки родителям Коли Соторова и поставит в церкви свечку за упокой раба божьего Глеба. А ты, Федюня, хватай из-под койки свою клюку и уметайся подальше, пока не поздно». Вот, дословно. На кой черт я забрал у него автомат, сам теперь не пойму…
Тихо и незаметно замелькали весенние деньки. Похоронив супругу, Михаил Арнольдович Ярыгин с головой ушел в банковские дела и вроде бы успокоился. Первые признаки тревоги на лице шефа Шерстобоев заметил в конце мая. Утром шеф стал приезжать на работу с отечными, словно от постоянного недосыпания, глазами. Часто совал под язык таблетку валидола. Иногда, будто задумавшись, отвечал невпопад.
– Вам, Михаил Арнольдович, не мешало бы на курорт съездить, – сказал однажды Шерстобоев.
Ярыгин грустно усмехнулся:
– Курорт мне не поможет.
– Ну, почему же…
– Потому, Тимофей, что с дочерью у меня назревает беда, – не дал договорить шеф и посмотрел Шерстобоеву в глаза. – Скажи честно, можешь выполнить очень важную мою просьбу так, чтобы об этом никто из сотрудников банка не узнал?
– Конечно, могу.
Ярыгин, вроде смущаясь, отвел взгляд в сторону:
– Повстречайся с директором рекламного агентства «Фортуна» Юрием Денисовичем Надежницким и попробуй его убедить, чтобы оставил Лину в покое. Если ему нужен выгодный кредит или наличные деньги, пусть скажет свои условия. Я за ценой не постою. Судьба дочери для меня дороже денег.
– Может, Аза Ильинична лучше такое поручение выполнит? – заколебался Шерстобоев. – Она искусная дипломатка.
– Не хочу, Тимофей, впутывать Исаеву в свои семейные дела. Попытай удачу ты. Не получится, винить не буду.
– Ладно, Михаил Арнольдович, попытаюсь…
Надежницкий принял представителя банка «Феникс» любезно. Внимательно выслушав Шерстобоева, улыбнулся:
– Интересная ситуация. Обычно женихи выкупают у родителей невесту, а тут родитель хочет откупиться от жениха. Смешно, правда?
– Для вас, может быть, а для Ярыгина грустно.
– Сколько он готов заплатить за свою дочь?
– Сказал, за ценой не постоит.
– Смотри, как легко можно разбогатеть. Жаль, что я не бедняк… – Надежницкий посерьезнел. – К сожалению, вынужден огорчить Михаила Арнольдовича. В Лину я влюбился по-настоящему, без всякой корысти, и откупиться от меня не удастся.
– Вы ведь в два раза старше Лины.
– Любви все возрасты покорны.
– Хотите сказать, что и Лина в вас влюблена?
– Искренне и пылко.
– Не ошибаетесь?
– Опыт общения с дамами разных возрастов не позволяет мне ошибаться. Так что, мой друг, предлагаю прекратить пустой разговор и на прощанье пожать руки.
– Зря торопитесь.
– Время нынче не застойное.
– Что передать Михаилу Арнольдовичу?
– Пламенный привет и массу наилучших пожеланий. Скажи, что скоро он станет моим тестем. На днях мы с Линой зарегистрируем брак, и она уйдет из родительского дома ко мне.
Самоуверенный бодрый тон Надежницкого глубоко задел самолюбие Шерстобоева.
– До регистрации надо еще дожить, – с намеком сказал Тимофей.
Надежницкий нахмурился:
– Вот это, мой друг, уже лишнее. Угроз я не терплю, а при крутых разборках всегда стреляю первым и без промаха. Прошу покинуть кабинет.
– Зачем вам окружать себя врагами… – пошел на попятную Шерстобоев.
– В детстве я закончил суворовское училище и на всю жизнь усвоил афоризм великого полководца: «Избавь меня Бог от друзей. От врагов я сам избавлюсь». – Надежницкий хлопнул ладонью по столу. – Все! Мотай отсюда подобру-поздорову и чтоб твоего духа здесь больше не было!..
Из офиса «Фортуны» Шерстобоев вышел словно оплеванный. Сев за руль своего «Рено», так рванул с места, что на сером асфальте остались две черных полосы от пробуксовавших колес. Ярыгин выслушал телохранителя молча. Положил под язык таблетку валидола, потер ладонями бледное лицо и тихо спросил:
– Что будем делать, Тимофей?
– Не знаю.
– Неужели нет выхода?
– Выход только один, если нанять ребят…
– Это палка о двух концах.
– Тогда – безысходность.
Михаил Арнольдович с закрытыми глазами откинулся на спинку кресла и сложил на груди руки. Долго думал. Наконец спросил:
– До регистрации брака ребята успеют?
– За срочность возьмут больше.
– Сколько?
Шерстобоев замялся:
– Миллионов двадцать.
– Всего?