— Ты охренел, Гуди. Это ждать еще часов девять-десять. Мы не можем сидеть тут так долго. И людей тоже не можем удерживать столько времени, — ответил я.
— А что, сидеть в камере еще двадцать лет лучше?
— Гуди, дружище, число копов будет только расти. Нельзя сидеть тут и ждать еще девять или десять часов, пока они не займут все пространство до самого Лондона. Нужно убираться отсюда, и сделать это следует сейчас. Я не собираюсь торчать здесь еще полдня, когда тут у нас толпа уставших людей, там армия вооруженных копов, жаждущих нашей крови, и Патси на грани нервного срыва на полпути до дороги. Как думаешь, сколько еще он продержится?
— Ну да, думаю, ты прав.
— Нет, не прав. В том-то и проблема. Я не знаю, прав ли я. И не знаю, ошибаюсь ли. Я просто скрестил пальцы и надеюсь на лучшее.
Философски улыбнувшись, Гуди смирился и продолжил приготовления, но присутствовал среди нас один тип, который ни в коем случае не намеревался философствовать. И это был Норрис.
— Ты абсолютно уверен, что план сработает? — обратился с вопросом он, когда я снова оделся.
— Нет, — держал ответ я.
— Но ты ведь считаешь, что он имеет хорошие шансы на успех?
— Нет.
— Но шанс-то есть, неплохой шанс?
— Нет.
— Пятьдесят на пятьдесят?
— Таким цифрам неоткуда взяться.
— Шестьдесят на сорок?
— Сомневаюсь.
— Семьдесят на двадцать?
— Не понимаю, чего ты от меня хочешь, Норрис, но у меня этого нет.
— Но шанс-то вообще есть?
— Нет. Есть возможность. Очень-очень слабая, близкая к нулю.
— Тогда зачем мы это делаем?
— Потому что возможность лучше неизбежности. Это все, что мы имеем на данный момент.
Норрис не унимался и все пытался вытрясти из меня подтверждение, пока в конце концов не достал меня так, что я решил: какого черта, пусть он его получит.
— Ладно, ладно. Ты прав, Норрис. У нас довольно-таки неплохие шансы сбежать. Даже очень хорошие шансы. Этого легавые ожидают менее всего. Поэтому они и знать не будут, что мы убежали, пока мы не убежим.
— Правда? — молил он.
— Если хочешь.
Я оставил Норриса и занялся своей новой униформой грузчика. Она тесновато сидела в груди и на боках. Из-за примотанных к телу наличных. Я попробовал пробежаться на месте, чтобы проверить, не вывалятся ли они при движении. Бабки остались на месте, но упаковочная лента прилипла к волосяному покрову тела. Щекотно.
Единственная часть плана, от которой я отказался, это переодевание грузчиков в наш камуфляж. Не такие уж мы сволочи, чтобы поступать так с людьми. Разумеется, они могли бы послужить отвлекающим маневром и отвести внимание законников от нашего побега, но при таком раскладе существовала опасность, что их застрелят. Не думаю, что смог бы с этим жить. Поэтому я выбил этот пункт за боковую линию.
— Как я выгляжу? — спросил Парки, демонстрируя свою спецовку.
— Словно ты рожден здесь работать, — оценил я.
Пришли Джимбо и Боб, сообщили, что закончили бомбу, и поинтересовались, не желаю ли я взглянуть на нее. Я ответил, что с удовольствием, и мы все зашагали по короткому коридору к тыльной стороне погрузочной платформы, чтобы проверить, что они там собрали.
«Бомба» представляла собой тележку, загруженную баллонами сжиженного бутана. Они обмотали их несколькими милями скотча, соединили клапаны дюжиной разных проводов, пропустили их через коробку для ленча, в которой находилась субстанция, по виду — да и по запаху — сильно похожая на большой кусок марципана.
— Это типа пластик, — пояснил Боб. — Похоже, правда?
— Да ничего. Думаю, пойдет.
Разумеется, наша «бомба» имела столько же шансов взорваться, сколько и мои носки. Но так и задумывалось. Это простой блеф, как и все остальное в нашем тупом ограблении. Всего лишь один большой, идиотский, ничем не подкрепленный блеф. Но наши гости должны были поверить в него и создать такую панику и неразбериху, чтобы среди всего этого мы с друзьями смогли бы незаметно прорваться сквозь линию оцепления.
В этом и состоял план под номером 8: напугать всех до такой степени, чтобы они носились по территории, словно обезглавленные куры, и надеяться на то, что в результате такого вот массового панического бегства образуется окно в несколько секунд, и я… то есть мы прорвемся через первый полицейский кордон и бросимся к своим тачкам.
Не очень-то обнадеживает, не так ли? Но это самая лучшая из множества не очень-то хороших идей, и у нас не было выбора.
— Эй, а было бы здорово, если бы магазин построили на месте старого за́мка. Тогда тут было бы полно секретных ходов, да? — проговорил Джеко с целью помочь общему делу.
— Чувак, надеюсь, нас посадят в разные камеры, — ответил на это Парки, выразив общее мнение.
Я последний раз поднялся наверх, чтобы позвонить Патси и удостовериться в том, что и он, и машины — что даже важнее — до сих пор находятся там, где он и говорил. С моим нынешним везением можно было прорваться сквозь оцепление, преодолеть все это расстояние и обнаружить, что у Патси сдали нервы, и он свалил, не дожидаясь нашего появления.
— Я на месте, Мило, — нервно ответил он.
— Хорошо. Мы скоро подтянемся. Будем бежать. Так что заводи тачки и распахни двери, как только увидишь, что мы сделали ход.
— А как я узнаю, что вы его сделали?
— Поверь мне, ты узнаешь.
Я дал отбой, сунул мобильник в задний карман и прочитал небольшую молитву. Не знаю, зачем я это сделал. Я не являлся ярым сторонником веры в Бога, не посещал церковь и не пел под орган приходского священника по воскресеньям. Однако нельзя сказать, что я в него не верил. Иначе к чему молитва. Никто ведь не знает, как на самом деле. Если уж этого не выяснили более просветленные умы, то кто такой я, чтобы отдавать свой голос «за» или «против»? По-моему, это называется агностицизм. Я бы скорее описал это как уклонение от выбора. В любом случае, если я хочу сдернуть отсюда, мне сейчас необходимы все милости на свете.
— Помоги мне выбраться из всего этого, Боже, и, клянусь, никогда в жизни я больше не украду. Даже чужой пуговицы от рубашки в руки не возьму. Ничего. Даже десятки у старушки не отниму. Ведь тогда в Брикстоне такое уже было, помнишь? А мог ведь ее и прикарманить, тебе ведь это известно. Но не прикарманил. Ты послал мне испытание, и я его блестяще выдержал. Так испытай меня еще разок, испытай, как только захочешь, только дай мне шанс доказать тебе серьезность моих намерений. Пожалуйста, помоги мне сбежать с этими семьюдесятью «штуками», и я перестану воровать. Я даже отдам пару тысяч на благотворительность или в церкви пожертвую. В общем, придумаю что-нибудь. Так что, пожалуйста, дай мне уйти.
