даже вынимать пистолет из кармана.
Когда до Лукашевича оставалось несколько шагов, случилось неожиданное. Стоявший с ним человек вдруг резко пошатнулся и упал, забившись в приступе падучей. Оторопев от произошедшего, Спиридон растерянно взирал на распростертое перед ним тело.
Забыв о своем намерении атаковать противника, старшина бросился к несчастному, однако неведомо как оказавшийся рядом дед Захар опередил его. Повернув «гражданского» на бок, старик попытался открыть ему рот. Сделать это удалось лишь с помощью ножа. С большим усилием просунув лезвие между судорожно стиснутыми зубами, он с силой раздвинул челюсти и вынул запавший язык, перекрывавший дыхательное горло. Мужчина задышал и через некоторое время открыл глаза.
Удостоверившись, что с ним все будет в порядке, Циркач взял Лукашевича за локоть и отвел в сторону.
— Спиридон, здесь мы на время расстанемся, — предупредил он старосту. — Дальше я пойду один. Надо предупредить Матюшина. Мои люди пока останутся с вами.
Лукашевич понимающе кивнул.
Тем временем страдавший эпилепсией человек все больше приходил в себя. Сев на землю, он медленно повел глазами по сторонам. И в это мгновение Сверчок вспомнил, где видел его…
Вечерело, когда старшина Андрусенко предстал перед командиром. Кроме майора, в командирской землянке находились замполит отряда Вершинин и только что прибывший для корректировки дальнейших совместных действий капитан Вовк.
Федор Иванович встретил старшину недовольно.
— Почему задержались? Мы вас к полудню ожидали. Где остальные? — забросал он подчиненного вопросами.
Циркач доложил о непредвиденной встрече с полицаями.
— Н-да, заставил ты нас поволноваться, — сокрушенно покачал головой Чепраков. — Я уж подумал, что вас всех…
— Еще поживем, товарищ командир. — Виноватая улыбка коснулась губ Циркача. — Как с полицаями быть? На всякий случай я их в лесу оставил, чтобы старосту не сводить с вами. Они тут неподалеку.
Лицо майора посуровело. Появление некоего Лукашевича, знавшего настоящего Матюшина, насторожило всех.
— Правильно сделал. Как быть — решим чуть позже, а пока подержим их на расстоянии. Пусть дальше принимают нас за полицейских.
— А что литовцы, дали о себе знать? — поинтересовался Андрусенко.
Командир улыбнулся:
— С ними связь, вроде как, налажена. Курт постарался. Молодец! Самого Урбонаса подбил прийти на встречу.
— Так быстро? — удивился старшина. — Оперативно. Выходит, литовцы где-то совсем рядом от нас?
— Выходит, так, — подал голос Вовк.
— Этот Вилкас весьма наблюдательным малым оказался, — усмехнулся Чепраков. — Едва не раскрыл нас. — Он повернулся к капитану. — Виктор, представляешь, стал расспрашивать Краузе, почему на нас шинели, если мы еще летом сбежали от красных партизан? И про автоматы вместо положенных по уставу карабинов интересовался, откуда, дескать. Хорошо, что Курт успел мне об этом шепнуть сегодня при встрече. Это чтобы в показаниях с ним не разошлись, если что.
— И как он выкрутился?
— Я же говорю — молодец! Сказал, что мы напоролись на отряд красноармейцев, переодетых в полицейских. Само собой, всех постреляли, а оружие и теплую одежду забрали.
— Ради этого обмана пришлось шинели дырявить, — усмехнулся старший лейтенант Вершинин.
— А если литовцы решат узнать, где тела убитых?
— Не решат. Курт им сказал, что произошло это в одном из дальних районов, а там сейчас появляться небезопасно. Да и не ходят литовцы обычно далеко от своих нор.
— А что, история вполне правдоподобная! — воскликнул замполит. — Для бандитов давно не секрет, что НКВД и НКГБ часто используют подставные отряды. И если у Урбонаса и оставалось какое-то недоверие к нам, то после моего вопроса оно исчезло.
— Что за вопрос? — почти одновременно спросили Вовк с Андрусенко.
— Я спросил, почему некоторые из его бойцов, — кстати, они себя тоже называют партизанами, — так вот, почему они до сих пор носят воинские звания? Оказалось, что им неизвестно, что с этого года немцы отменили для полицейских из шумы все документы и звания. Сделали они это с определенной целью, чтобы при пленении наши спецслужбы не смогли доказать их причастность к карательным операциям.
— Литовцы наверняка захотят проверить нас в деле, — предположил Андрусенко.
— Захотят, это точно. — Чепраков задумчиво тронул рубец над глазом. — Из разговора с литовцами я понял, что у них совсем плохо с оружием. Об этом речь напрямую не велась, лишь слегка коснулись этого вопроса.
— Думаю, Андреас Урбонас предложит нам напасть на комендатуру в райцентре, — предположил Вершинин.
— А смысл? Людей там мало. Два-три десятка стволов погоду ему не сделают.
— Верно, — согласился с командиром Вовк. — Отряд у него большой. Оружия необходимо много.
— Остается одно — склад. — Чепраков ткнул карандашом в точку на карте, которую офицеры рассматривали перед тем, как в землянку вошел старшина. — Один из них, я точно знаю, находится вот здесь, вблизи станции Гудогай.
— Это мысль! — воскликнул замполит. — На всякий случай необходимо узнать, где еще возле литовской границы располагаются склады. Вряд ли они пойдут далеко за оружием.
— Вот ты этим и займись, Юрий Игнатьевич, — приказал командир.
— Есть! — кивнул Вершинин. — И все же я не пойму, почему гитлеровцы не снабдят отряд Урбонаса оружием? — заметил он. — Зачем заставляют рисковать, терять людей? Они бы вполне успешно могли доставлять его ночами по воздуху.
Ответ на этот вопрос Чепраков знал давно, но, выполняя требование полковника Федулова, пока не спешил оглашать своим помощникам. Еще в Москве Поликарп говорил, что гитлеровцы не до конца доверяют Урбонасу, памятуя, как в самом начале войны этот идейный борец за свободную Литовскую республику выступал не только против Советов, но и нападал на их комендатуры. Лишь с лета этого года Урбонас стал просить у них поддержки своему сопротивлению русским. Изредка немцы помогали его отряду продовольствием и медикаментами, но оружием снабжать не торопились. Зато охотно вооружали подразделение другого националиста, Арвидаса Станкявичуса, в отряд которого сотрудники «СМЕРШ» недавно успешно внедрили Ульриха Мюллера.
Уже собираясь покинуть командирскую землянку, старшина Андрусенко вдруг вспомнил:
— Товарищ майор, среди людей старосты Лукашевича есть один гражданский. Сверчок уверяет, что видел его как-то в городе. Тот якобы с Лидой Комаровой общался, подпольщицей.
Чепраков с Вовком переглянулись.
— Он уверен?
Старшина развел руками:
— Лучше его самого спросить. Коля мне толком ничего не успел рассказать. Знаю только, что человек этот падучей болезнью страдает.
— Падучей?
— Ну да! У него приступ случился прямо на наших глазах.
Майор повернулся к капитану Вовку:
— Виктор, ты помнишь, кто-то из подпольщиков, из тех ребят, кому удалось тогда избежать ареста, рассказывал, что среди погибших у мельницы вместе с Вадимом Скобцевым один страдал таким же недугом?
— Что-то такое припоминаю, — кивнул капитан. — Только какое теперь это имеет значение, если все ребята погибли?
— Все ли? Мы ведь так и не успели узнать, где погребены их тела.
— Федор Иванович, уж не думаете ли вы, что этот человек и
