министерству внутренних дел в лице мсье Андре. Остальные два уйдут в другую инстанцию и другим людям. Но оба ведомства, — каждое со своей стороны, — сделают всё возможное, чтобы предотвратить кровавый кошмар, ожидающий в ближайшие недели несчастное Царство Польское.
Если всё пройдёт нормально, уже завтра бумаги найдут своих адресатов. Тут всё ясно. Не ясно, как мне поступить дальше. По-хорошему, надо исчезнуть вместе с документами. Но так поступить я не могу по разным причинам. И у каждой причины есть имя собственное.
Про Беату я больше не думаю. Она для меня теперь, как звезда в небе, — прекрасна и недостижима. Но Агнешка… За короткое время я привязался к этой с виду бесшабашной и бойкой, а по сути несчастной девушке. Она как подранок, обиженная судьбой и людьми. Бросить её… нет, не могу. Но и взять с собой не могу. Остаётся лишь обеспечить её безопасность и благополучие. Второе проще — деньги у меня есть. Первое труднее. Но посмотрим…
Каминский. Друзьями, — а за последние месяцы он стал мне другом, — не бросаются. И уж тем более их не бросают. Я должен с ним объясниться. И я надеюсь, что умный, сильный и верный пан Войцех меня поймёт. В этом случае я смогу предложить ему способ устроить дальнейшую судьбу, — при его желании, разумеется.
И наконец, Зых…
Прошло время, когда при мысли о нём у меня темнело в глазах от бешенства. Сейчас мною движет холодная осознанная ненависть. Я его убью. Но прежде объясню, объясню обязательно, — чем он заслужил свою смерть и почему именно от моей руки. Я мог бы его убить и раньше. Я просто ждал, пока он сделает всю работу, чтобы завладеть её результатами. А завладев, поставить на скором восстании крест.
Дело за малым — завладеть… Для того и бреду по ночному Парижу в тусклом свете редких уличных фонарей, словно бездомный и неприкаянный человек, не знающий, куда идти и что делать.
Ну, вот и особняк. Неподалёку вижу карету, запряжённую двойкой лошадей. При мысли, что Каминский с Жаком рядом, на душе теплеет.
Потихоньку открываю калитку ограды, проскальзываю к сторожке охранника и осторожно заглядываю в небольшое окно. Здоровяк Збигнев лежит головой на столике, причём голова соседствует с пустыми мисками. Агнешка приготовила ужин на славу, — по моему рецепту, естественно. Впору гордиться своими кулинарными способностями.
Пройдя до особняка, аккуратно открываю освещённую фонарём дверь и тихонько захожу внутрь. Тщательно вытираю ноги о половик — зачем оставлять следы? Безлюдно, тихо и темно, как в погребе. Немного не по себе… но опасаться надо людей, а не их отсутствия. Зная расположение комнат наизусть, уверенно, хотя и неторопливо, поднимаюсь по лестнице.
Следующая дверь, которую открываю, ведёт в кабинет Зыха. Первым делом задёргиваю оконные шторы, затем нахожу на столе у человека-совы канделябр и зажигаю спичкой все пять свечей. Становится светло, особенно после короткого путешествия с первого на второй этаж в полной темноте. Бросив пальто на стул, достаю из кармана сюртука два небольших ключа. Даже если бы я решил жениться на Агнешке, более ценного приданого она принести не могла бы.
Начинаю с несгораемого шкафа. Пробую первый ключ. Тихонько вставляю его в замочную скважину. Однако он не подходит. Откладываю, беру второй ключ. В отличие от первого он заходит, — но не проворачивается. Тоже не тот.
Как же так?
Ещё ничего не понимая, лишь чувствуя на лбу холодный пот, бросаюсь к письменному столу. Но и его открыть не удаётся. Ключи явно не те. Выходит, что, снимая их с общей связки, Агнешка что-то напутала.
Как просто и как глупо…
Но прежде чем я успеваю в полной мере осмыслить размер катастрофы, широко распахивается дверь — и на пороге кабинета появляются люди.
Троих я не знаю, но это не важно. Важно, что знаю четвёртого.
Зых.
Глава четырнадцатая
Выглянув в окно кареты, Жак удовлетворённо сказал Каминскому:
— Вот он.
Каминский и сам уже заметил знакомую фигуру в тёмном пальто. Человек подошёл к ограде особняка и, оглядевшись, открыл калитку. Прошёл. Скрылся из виду.
Откинувшись на спинку сиденья, Каминский пробормотал:
— Теперь только ждать…
— Не любишь ждать? — спросил Жак.
— А кто любит?
Жак достал из кармана куртки небольшую бутылку.
— Глотни, веселее будет, — посоветовал он. — А то, я смотрю, ты весь на нервах.
Судя по запаху, сотоварищ предлагал дешёвую водку. Тем не менее Каминский сделал глоток из горлышка и, скривившись, вернул бутылку Жаку.
— Ты где такое пойло взял? — спросил, отдышавшись. — Да с теми деньгами, что достались от англичанина, ты должен пить отборный коньяк. Или уже всё размотал?
— Да нет, ещё осталось маленько, — беззаботно откликнулся Жак. — А пойло что, пойло как пойло. У нас на Бобовой все такое пьют, и никто не помер. А если и помер, то от чего-то другого…
И в подтверждение своих слов бесстрашно глотнул — от души.
Жак родился и вырос на улочке Бобовой, что в центральном квартале острова Сите. Парадоксальным образом самые грязные и опасные улицы Парижа, составлявшие дно французской столицы, — Скорняжная, Единорога, Старого сукна и другие, — расположились в самом что ни на есть святом месте, возле знаменитого собора Нотр-Дам. Правда, — очевидно, для равновесия, — неподалёку от Нотр-Дам находились также Дворец правосудия и самая суровая из французских тюрем Консьержери… По меркам Сите Жак был человеком приличным и образованным. Другими словами, умел воровать, грабить, мошенничать, вскрывать замки. Каминский подозревал, что в послужном списке Жака есть и человеческие жизни.
Но поскольку в природе не бывает только чёрного или только белого, то и Жака нельзя было назвать отпетым мерзавцем. Нанятый через третьи руки для особо щепетильных дел, Жак зарекомендовал себя человеком толковым, неглупым, ловким и хладнокровным. Цену себе в лихом ремесле знал и держался с достоинством, однако скромно. Главное, — не подвёл ни разу.
Предыдущая служба и многолетнее общение с преступниками на любой вкус и цвет научили Каминского не воротить нос от человека, если только тот не явил себя законченным душегубом. Но Жак таким не был. Просто делал своё дело без лишней лютости, и всё. Работа такая. А другого ничего не знал и не умел…
При всей мерзости водка согрела и помогла расслабиться. Каминский напряжённо вслушивался в ночную тишину. Однако всё было спокойно, со стороны особняка не долетало ни звука. Значит, пока всё шло по плану.
Сколько им ждать? Добраться до кабинета и вскрыть стол со шкафом — дело недолгое. Гораздо больше понадобится времени, чтобы разобраться в бумагах (особенно
