Нет, через недельку-другую. Сразу-то тихо было, никого не замечали.
— И где он, по-твоему, прятался?
— Да мало ли где! Вам ли не знать. Уж мы-то всегда найдём щелочку, чтобы спрятаться.
— Ясно, — вздохнул я. — Ну, ступай себе с богом… Чего морщишься? А, про бога не любишь?
— Ничего поделать не могу, корёжит, — пробормотал домовой. — Я ж ничего против-то не имею, только природа уж такая…
— Ясно. Давай, в общем. Не попадайся больше. И не трепи, что тебя отпустили. Так для всех лучше будет.
— Конечно-конечно, Владимир Всеволодович, уста на замок, и меня вы больше никогда в жизни не увидите! Только вот ещё.
— Ну, чего там у тебя?
— Я когда тому негодяю пригрозил, что к вам пойду жаловаться, он расхохотался и сказал, что вам жить-то осталось без году неделю. Потому что за вами скоро чёрт придёт.
— Это я знаю, жду его.
— Так вот, самое-то главное, он ещё сказал, когда и откуда чёрт придёт.
— Внимательно слушаю.
— Придёт он в ночь, когда луны не будет, чтобы в полной силе уж быть. А откуда — тут не очень понятно. Неподалёку от вашей усадьбы вроде как есть некий овраг, дурной славой пользующийся.
— Насрано, что ли там?
— Да нет же! Вот юноша понял.
Я посмотрел на Захара. Тот как-то побледнел и кивнул. Я кивнул в ответ — мол, потом пообщаемся — и посмотрел на домового вопросительно.
— Из того оврага и явится, — развёл тот руками. — Вот… Что знал — сказал. Сам-то я местности не знаю. Сами понимаете: служба такая, от дома далеко не отлучаюсь. Спасибо вам ещё раз, великий вы человек.
Домовой поклонился мне до самой земли, потом выпрямился, исполнил резкий поворот на месте и исчез.
— Ну, шкет, — покачал я головой. — Ладно. Идём к Фёдору. Чую, накатить надо, вайб соответствующий пошёл.
— Вот и у меня тоже, — поддакнул Захар, который хоть и не знал, что такое «вайб», но нутром чуял, что не голодовка, а значит, нужно вписываться.
* * *
В пустом трактире за столом сидели молча. Восстанавливали калории после удачной охоты. Это только кажется, что ничего не делали. Посидели, постояли, зарезали мелкую тварюшку и ушли. А думать сколько пришлось? А нервов потратить? Во-о-от. Об чём и речь. Обязательно надо пожрать. И запить чем-нибудь вкусным.
— Итак, — сказал я, отодвинув пустую тарелку. — Чего там с оврагом, кто туда насрал?
— Да никто туда не срал, — пробубнил с набитым ртом Захар. — Наверное. Про заложных покойников знаешь ведь?
— Ну. Упыри, вурдалаки, русалки.
— Да не. Ну, не совсем. Народ раньше верил, что если человек нехорошей смертью умер — руки на себя наложил, к примеру, утонул, там, другое, — то его нельзя на кладбище хоронить. И поминать нельзя. И вообще ничего нельзя.
— А что с ними делать?
— А вот, всякие овраги и канавы в помощь. Кой-где даже закапывать считалось, нельзя. Мусором всяким, лапником закидывали, сиречь — закладывали. Отсюда пошло «заложные покойники». Самоубийц — тех на перекрёстках закапывали, а потом этих перекрёстков боялись.
— Умно, — одобрил я. — Где-то даже гениально. Ну а что? Лучше знать, куда бояться. Чтоб не бояться сразу везде.
— Вот и овраг тот — одно из таких мест.
— Потому что там гадов хоронили? Все они водку пили, проклятыми были?
— Вроде того, да. В общем, я думаю, не врёт домовой. Самое место чёрту, чтоб выскочить.
— Показать овраг сможешь?
— Покажу. Только днём.
— Ну, покажешь днём. А второй раз десятком пойдём туда ночью. Да ещё и безлунной. Эй, Фёдор! — крикнул я дремлющего за стойкой хозяина. — Когда там у нас лунное затмение?
На ответ я особо не рассчитывал, но Фёдор приятно удивил:
— Так через две ночи на третью!
— О как. Ну, хорошо, определённость появилась. Ладно, давай допиваем — и спать. Завтра с утра ещё поработать придётся.
— Кстати, а чего ты в конторе этого мужика забыл?
Я сделал пару глотков, поставил кружку в сторону и вздохнул.
— Интуиция, Захар. Охотничья интуиция. Две недели чуждый домовой никак себя не проявлял, а потом вдруг начал исполнять. Странное это.
— Но ты ж ещё до того, как про две недели услышал, хотел в контору идти.
— Твоя правда. Домовой с костями-сосудами — это тварь. Твари людям — враги. Единственное исключение, которое я до сих пор видел, это твоя Марфа. Но это — исключение, подтверждающее наличие правила. Ей возможность дали стать частично человеком, и она только тогда захотела от тварной природы отделаться.
— Ну?
— Ствол гну. Такой порченный домовой по определению будет пакостить хозяевам. В том числе и предыдущим. Верно?
— Да.
— Звезда. Значит, на предыдущих жильцов тоже бы все жаловались. Так или не так?
— Верно, — состорожничал Захар.
— Значит, какой вывод напрашивается?
— Какой?
— Да не было у прежних жильцов никакого домового. Ну, может, и был, только не тварный, а обычный, и нас эта тема не интересует. А появился домовой аккурат через две недели. С единственной целью: изгадить жизнь Андрею Михайловичу.
— А зачем?
Я опорожнил кружку и встал.
— Ложись спать. Утром разберёмся. Фёдор! Я в новый корпус твой просочусь, апартаменты опробовать?
Фёдор аж остатков сонливости лишился. Очень уже ему хотелось, чтобы я опробовал новую комнату.
* * *
— Я, право же, не понимаю, чего вы хотите, — волновался Андрей Михайлович.
Мы перехватили его утром на полдороге к конторе. Захар был злой и невыспавшийся. Я был тоже невыспавшийся, но добрый. Предчувствовал интересные приключения.
— Да посмотрим просто и уйдём. Не волнуйся, — похлопал я его по плечу.
Андрей Михайлович постарался успокоиться, но получилось так себе. Всё равно косился то на меня, то на Захара. Захар, к слову говоря, тоже ничего в нашей миссии не понимал, но предпочёл сделать морду кирпичом. Получилось ничего так. Растёт пацан, матереет. Глядишь, и косячить скоро перестанет. Ну, совсем-то не перестанет, конечно. Все косячат, даже я иногда. Но блин, всосаться в Западню, которую только что на твоих глазах поставили — это уже вообще.
Контора располагалась неподалёку от городской управы. Тоже, как я понял, принадлежала правительству. И рабочее пространство там выглядело точно так же: огромное помещение
