а не моя. Зачем же сдало свои полномочия?
Точно так же не может оно сказать: какое мне дело, что творится в судебном мире, я тут ни при чем. Точно так же не может сказать: какое мне дело, что народ на публичных дорогах подвергается разбою, бесчинству и обману? Я, в силу прогресса, устраняюсь, всему и всем даю свободу.
* * *
Правительство должно быть живою, неослабною силой государства. Восходя к источнику всякой власти, к верховному началу, и возвышаясь надо всеми группами интересов и надо всеми властями, оно распределяет все отправления государственной жизни, указывает пределы каждой власти и блюдет за исполнением всякой установленной государством обязанности.
Пусть правительство призывает всех и каждого к содействию ему: и без того долг каждого содействовать ему, – долг, а не право. Все с радостью будут содействовать правительству, как только правительство скажется, даст себе чувствовать.
Каждый должен быть полицейским служителем
(из статьи «Может ли, и в какой мере может каждый гражданин следить за исполнением закона и соблюдением общественного порядка»)
В круг наших понятий вошли идеи из чуждых систем, не имеющих ничего общего с действительным миром, в котором мы живем, и в вещи, нас окружающие, мы вносим смысл им не свойственный, и придаем им вид, не имеющий ничего общего с их действительным видом.
Мы стоим на твердой почве, а ступаем по ней будто по утлой доске, колеблемой волнами; мы имеем бесспорное законное правительство, единое с народом, но руководствуемся в наших суждениях такими понятиями, как если бы у нас было правительство чужое и пришлое, незаконное и революционное, долженствующее стоять среди народа укрепленным лагерем.
Какое состояние общества должно признать удовлетворительным или нормальным: то ли, когда люди остаются равнодушны к общим интересам, или когда каждый принимает их к сердцу, – то ли, когда общество обращено во прах и когда никто не знает и не хочет знать ничего, что выходит из сферы его экономических интересов, или когда общество представляет живую нравственную силу, связующую людей, и когда каждый чувствует себя призванным заботиться по мере сил своих об общем благе на основании существующего порядка, – то ли, когда государственная безопасность и общественное благочиние находятся лишь на официальном попечении чиновников с решительным исключением всех прочих, или когда каждый полноправный гражданин сознает себя слугой своего государя, сыном своей страны и деятельным органом общей пользы и добра? Можно ли колебаться в ответе?
Преступное покушение на Царя в прошлом году, поразившее ужасом всю Россию, привело к раскрытию зла, которое развилось в нашем обществе. Откуда оно произошло и что способствовало его развитию? Оно развилось в недрах общества, которое систематически было отучаемо от всякого участия в интересах, возвышающихся над личным интересом каждого, – из недр общества, в котором люди были поставлены так, что никому не было дела до того, что делалось не на его дворе.
Умственный разврат и нравственная порча, все это является верным выражением общественной среды, которая поражена апатией и лишена жизненной силы отпора. Люди злонамеренные пользовались таким положением общества, и у нас вошло в силу мнение, что заботиться об устранении или предупреждении зла, грозящего пагубными последствиями, значит быть предателем.
Между обществом и правительством образовалась бездна, и в то время когда все приносилось в жертву тому, чтобы поднять авторитет полиции, она все более и более падала в общественном мнении и обратилась в институт, ненавистный всему окружающему. Почтенная должность полицейского агента в общественном мнении стала презрительною, и каждый старался держать себя как можно далее от всякой солидарности с полицией.
Что находилось в исключительном заведывании как бы особой организованной дружины, то стало чуждо для всех остальных и потеряло в их глазах нравственное достоинство. Падал общественный дух, люди становились равнодушны к общественному добру и злу и полагали либерализм в том, чтобы злорадствовать великим предметам государственной пользы. Все дурное и тлетворное, оказавшееся в нашей среде, родилось и взошло в силу.
* * *
В здоровом и нормальном обществе каждый должен быть блюстителем закона, оберегателем и пособником общих интересов; каждый должен быть в известном смысле как бы правительственным агентом и полицейским служителем.
Только там, где это возможно, только там, где это есть дело гражданской чести, государство находится в полной безопасности, правительство обеспечено от злоупотребления и нерадения своих органов и общество пользуется всеми желанными условиями благосостояния и гражданственности.
Вы идете и встречаете сцену грубого злоупотребления, бесчинства или насилия. Вы можете спокойно пройти мимо, не обращая внимания на происходящее, как бы оно ни было возмутительно и гнусно; но вы останавливаетесь, забывая свои частные дела; вы указываете на происходящее официальному блюстителю порядка, который при этом присутствует; вы напоминаете ему о его обязанностях, вы не отходите, вы призываете свидетелей и наконец, быть может, способствуете прекращению зла.
В котором случае поступили бы вы соответственнее нравственному долгу, и какой порядок вещей должен считаться более удовлетворительным: тот ли, где человек может поступать по совести и долгу, или тот, где это считается неудобным и предосудительным?
Но, скажут, наблюдение за благочинием и порядком поручено официальным лицам, а частный человек не должен вмешиваться не в свое дело; злоупотребления или нерадение агентов власти ведаются их начальством, а частный человек, напоминая им о их обязанностях, присваивает-де себе право их начальника. Но если официальные деятели имеют соответственную своим обязанностям долю власти, то всякий неопороченный и честный человек в благоустроенном обществе имеет право поступать в пределах, допускаемых законом, соответственно своему нравственному долгу.
Вы не имеете права начальнически распоряжаться над лицами, вам не подчиненными, но вы имеете право, предоставляемое благоустроенным обществом каждому из своих членов, свободно выразить ваше мнение в видах общей пользы или оказать противодействие зависящими от вас способами злу, которое творится в вашем присутствии. Где должностные лица открыты для общественного контроля, там прежде всего обеспечена сама власть в добросовестном и правильном исполнении ее поручений. Авторитет власти от этого не умаляется, а приобретает новую силу и значение, новое право на общественное уважение, и ничто так не улучшает и не облагораживает характер официальных деятелей, как широкий общественный контроль, которому они открыты.
Но, скажут, мнения могут быть ошибочны и несправедливы, выражение их может быть оскорбительно, сопровождающие их действия могут оказаться вредными. Все может быть, и нет ничего в мире, что было бы совершенно обеспечено от ошибок и злоупотреблений.
Право каждого принимать к сердцу дела общего интереса может в том или другом случае выразиться предосудительным образом; но каждый случай должен подлежать индивидуальной
