более эффективен, если брать его в том или ином из этих двух аспектов. Если подход относительного сознания преимущественно негативный, то данный символ естественно понимать в смысле Пустоты, подобной шунье буддистов. Но в настоящей работе акцент позитивный, поэтому символ «ПРОСТРАНСТВО» (или «Безобъектное Сознание») условно считается субстантивным – с оговоркой, что такая интерпретация не является исчерпывающей.
Поскольку различие между двумя этими аспектами (или акцентами) имеет существенное значение, будет небесполезно немного обсудить данный вопрос. Технически это различие предстает в форме субстанциализма и несубстанциализма. Процитирую Гамильтона[127]: «Поскольку философы утверждают или отрицают право сознания поставлять субстрат или субстанцию для проявлений эго и не-эго, то их можно разделить на реалистов (субстанциалистов) и нигилистов (несубстанциалистов)»[128]. Нетрудно понять, что к разряду несубстанциалистов относятся также такие философские школы, как позитивизм, феноменализм, агностицизм и эстетизм[129]. Как пример субстанциалистической философской ориентации можно, в частности, назвать философию Спинозы или Шри Ауробиндо Гхоша[130]. В качестве примеров несубстанциалистических школ философии мы можем привести философию Огюста Конта[131] и даосизм, а также большинство философских направлений буддизма (в особенности дзен-буддизм).
Знаменательный факт: эти противоречивые точки зрения, вполне естественные для разных школ умозрительной философии, обнаруживаются и у тех философов, которые опираются на Осознание. Это может показаться весьма странным. Ведь если Осознание является подлинным проникновением в Истину, то разве не должно оно проявляться у разных людей в философских символах, принципиально соответствующих друг другу? Казалось бы, вполне можно ожидать, что так оно и будет, но достаточно глубокое знакомство с литературой обнаруживает разногласия настолько значительные, что они выглядят как противоречия. Поскольку для ищущего это может стать камнем преткновения, немного задержимся на данном моменте.
Человек, достигший определенной степени Осознания, встречаясь с кажущимися противоречиями, склонен видеть в тех формулировках, которые более созвучны его собственному прозрению, свидетельство подлинного Просветления, а несовместимые утверждения считать ошибкой, не отражающей сути истинного Просветления. В результате может до существенной степени развиться сепаративная нетерпимость довольно высокого уровня. Хотя все это вполне может быть понято как субъективный феномен и способно даже удовлетворять определенные психологические потребности, тем не менее, объективно говоря, это еще не полная точка зрения. Даже если ищущий и не займет столь крайней позиции, он может рассматривать свое собственное знание (и сходные озарения других людей) как более полное, а противоположные выражения – как более низкий уровень прозрений. Подобная позиция, в общем, просто не нормальна, так как свидетельствует о том, что даже значительный уровень Просветления совместим с неспособностью выйти за пределы особенностей своей индивидуальной психики. Психологический темперамент садхаки[132] неизбежно занижает Трансцендентное Сознание и представляет его не таким, каково оно есть на своем собственном уровне. Если данный индивид не признал относительного характера своей психологии, то он легко может впасть в заблуждение, выдавая личную позицию за объективно универсальную. На самом же деле противоположные интерпретации бывают не менее (и даже более) обоснованными. Как бы то ни было, достаточно глубокое Просветление обнаружит часть истины во всех формулировках трансцендентных переживаний.
Философские выражения (как субстанциалистические, так и несубстанциалистические) в любом случае являются лишь частными заявлениями, выражениями того или иного аспекта; они обоснованны в том случае, если принимаются как условные. Зная об этом и признавая это, следует продолжать развитие в том направлении, которое больше соответствует твоему вúдению. Тогда не будет серьезных оснований для конфликта с противоположными, но, по сути, взаимодополняющими точками зрения. Независимо от степени обобщения любая формулировка неизбежно фрагментарна и неполна.
52. Как не следует отождествлять ВЕЛИКОЕ ПРОСТРАНСТВО со Вселенной, так не следует отождествлять Его и с каким бы то ни было «Я».
ПРОСТРАНСТВО названо здесь ВЕЛИКИМ, чтобы подчеркнуть, что его следует понимать как пространство в высшем, общем смысле и отличать от конкретных воспринимаемых и мыслимых пространств. И Оно ни объективно, ни субъективно, а потому его нельзя назвать словами «Я» или «Вселенная».
53. ВЕЛИКОЕ ПРОСТРАНСТВО не есть Бог; Оно вмещает в себя всех Богов, а равно и все меньшие создания.
ВЕЛИКОЕ ПРОСТРАНСТВО превосходит и объемлет все сущности, даже самые великие. В каком-то смысле мы можем говорить о Божественном Существе, но даже за Ним (и под Ним, и вокруг Него) находится То, символом чего является ВЕЛИКОЕ ПРОСТРАНСТВО.
54. ВЕЛИКОЕ ПРОСТРАНСТВО (Безобъектное Сознание) есть Единственная Реальность, от которой зависят и из которой исходят все объекты и все «я».
Этот афоризм вносит существенное дополнение: ВЕЛИКОЕ ПРОСТРАНСТВО есть единственная Реальность. Смысл этой фразы кажется достаточно очевидным – до тех пор, пока не задумаешься над ее значением. Тогда сразу возникают затруднения и с понятием «единственная», и с термином «реальность». Прежде всего, слово «единственная» кажется синонимом слова «одна», значение которого не входит в категорию, обозначаемую понятиями «многое» и «множественность». В этом смысле единственная реальность будет исключать возможность множественности и мы по-прежнему останемся в сфере двойственности. На самом деле, говоря в строго метафизическом смысле, То следует понимать и не как многое, и не как одно. Но если мы не хотим отказываться от попытки создания мыслимого и психологически позитивного символа, то нам нужно пойти дальше всецело негативного определения. Собственно, символ – ценность психологическая, служащая ориентиром индивидуальному сознанию. Поэтому он представляет собой нечто меньшее, чем метафизическая истина. Следовательно, акцентирование единственности или единичности следует считать некой поправкой на состояние сознания, которое находится в зависимости от чувства множественности. Таким образом, это не высшее понятие. Однако единственность можно понимать не только в относительном (низшем) смысле, но и на более высоком уровне. Нам следует считать «единственность» тем единством, которое ближе к математическому континууму, чем к обычному числу «один». Понятие континуума подразумевает единство целостности, состоящей из бесконечной множественности, но не вступающей в отношения с обособленными сущностями. Это представляется мне наилучшим положительным понятием, пригодным для того, чтобы указать на реальность, скрывающуюся за негативным определением «ни единое, ни многое».
В связи с понятием «реальность» мы встречаемся с еще большими трудностями, так как исторически оно употреблялось в разных философских и прагматических значениях. Чаще всего это понятие использовалось (по крайней мере, на Западе) по отношению к «объективным» явлениям, а это явно не тот смысл, который можно было бы приложить к ВЕЛИКОМУ ПРОСТРАНСТВУ, которое ни объективно, ни субъективно. Следовательно, мы должны попытаться выявить значение, которое уместно в данном афоризме.
Обычно мы думаем о «реальности» как о противоположности «иллюзии». Но это едва ли проясняет ситуацию, поскольку одно понятие определяется через отрицание другого, что мало приближает нас (или не приближает вовсе)
