Реализовав эту меру в пользу эквитов, в 100 г. до н. э. Сатурнин вступил в должность трибуна и предложил увеличить долю зерна, поставляемого городскому плебсу по контролируемым ценам. Шаг был самый что ни на есть провокационный, ведь незадолго до этого сенат заявил, что с учетом хаоса на Сицилии, каждый, кто предложит изменить субсидирование хлеба, будет действовать вразрез с интересами государства. И Сатурнин с ликованием принял этот вызов. Кто-то из других трибунов наложил на его законопроект вето, но Сатурнин попросту его проигнорировал. Когда-то наложенного вето было достаточно, чтобы по всей республике замерла жизнь; теперь же его, как ненужную бумажку, просто сминали и вышвыривали вон. Особенно оскорбительным провокационный законопроект о субсидировании зерна был для юного Квинта Цепиона, отца которого шайка Сатурнина три года назад отправила в изгнание. Именно молодой Цепион, избравшись в 100 г. до н. э. квестором, не рекомендовал сенату увеличивать субсидирование зерна, потому как этого не могла себе позволить казна. Когда Сатурнин не только попрал честь отца, но и наплевал на него самого, Цепион потерял самообладание, собрал собственную шайку и повел ее на Народное собрание. Толпа переломала доски и урны для голосования, но этот акт вандализма лишь ненадолго отложил одобрение законопроекта. Когда ущерб устранили, Народное собрание своим голосованием придало инициативе по непозволительному наращиванию субсидирования зерна статус закона.
Угодив эквитам и городскому плебсу, Сатурнин приступил к реализации главного пункта своей программы: амбициозного плана по созданию колоний и выделению галльским ветеранам Мария земельных участков. Он уже учредил земельные наделы в Африке и теперь ратовал за то, чтобы выделять их по всей империи. Трибун поддержал притязания народа на все территории, еще совсем недавно занятые кимврами, и заявил, что Народное собрание имеет право раздавать их воинам, которые за них сражались. Кроме того, он предложил выделить ветеранам Мария наделы в Галлии и на Сицилии. Сельская беднота – из рядов которой Марий вербовал своих солдат – хлынула в Рим, чтобы провести этот законопроект с подавляющим перевесом голосов.
В коалицию Сатурнина, все больше прираставшую новыми членами, теперь вошли и италийские союзники, ведь право на земельные наделы по его закону получали не только римские граждане, но все без исключения солдаты Мария. Полководец и сам был провинциальным италийцем родом из города, получившего полные гражданские права лишь за поколение до его рождения. И свою политику неизменно строил, исходя из проиталийских позиций. Во время военных походов он то и дело даровал гражданство за геройские поступки, а однажды, после победы над кимврами, дошел даже до того, что в полной мере наделил политическими правами целую когорту италийцев из города Камерино. Когда его практику самовольно – а может даже незаконно – раздавать солдатам гражданство подвергли сомнению, Марий едко возразил, что «глас закона ему заглушало бряцанье оружия»[195].
Но хотя на пыльных полях сражений провести различия между римлянами и италиками было невозможно, в Риме граждане прекрасно знали, в чем они заключаются, и по своему обыкновению роптали, что земли выделяют каким-то там союзникам. Раскол в лагере Сатурнина позволил оптиматам наконец сплотить оппозицию. Играя на струнках оскорбленной гордыни городского плебса, они создали собственные отряды, где только можно препятствовавшие любым акциям коалиции Сатурнина. Яростные уличные стычки стали самым обычным государственным делом.
Но несмотря на все эти столкновения, Сатурнин все же провел законопроект, наделявший землей Мариевых ветеранов. Понимая, что после его ухода с поста трибуна закон могут отменить, он снабдил его пунктом, по которому каждый сенатор должен был поклясться никогда не отзывать его под страхом изгнания. Заручившись этой клятвой, Сатурнин и Марий расставили ненавистному Метеллу Нумидийскому еще одну ловушку. Марий лично обратился к сенату и засвидетельствовал, что одобряет закон, но вот по поводу вышеупомянутого пункта выражает сомнение, тем самым обеспечив прикрытие сенаторам более консервативного толка, таким как Метелл, которых данное требование повергало в ужас. Но когда до истечения срока принесения клятвы оставалось всего несколько часов, вдруг передумал, сообщил коллегам-сенаторам о своем намерении ее дать и отправился в храм Сатурна, дабы провести соответствующую церемонию. Времени на размышления у сенаторов не было, им оставалось всего несколько минут, чтобы сделать выбор – принести клятву или же отправиться в изгнание. И все ее дали – даже закоренелые оптиматы, типа Скавра и Красса. Отказался только один – Метелл Нумидийский. Сторонники Сатурнина пригрозили ему бунтом, но он заявил, что не может вынести в свой адрес такого насилия, и согласился на ссылку. «Если все наладится, если люди передумают и позовут меня обратно, я вернусь, если же все останется как есть, то мне лучше быть подальше отсюда»[196]. Как и подобает, Сатурнин провел закон, запрещающий любому римлянину предлагать Метеллу огонь, воду и кров. Толпы плачущих друзей и клиентов проводили Метелла Нумидийского до врат Рима и долго глядели ему вслед, когда он отправился в изгнание.
Но вскоре Сатурнину и Главции, праздновавшим долгожданную расправу над Метеллом, предстояло узнать, что их браку по расчету с Марием пришел конец. Теперь, когда он выделил землю своим ветеранам и избавился от заклятого врага Метелла, дальнейшая поддержка радикалов не могла больше ничего ему принести. Покончив с этими трудами, Марий теперь мог заняться укреплением собственных позиций в кругах знати и зажить жизнью одного из могущественных старейшин и государственных деятелей. Вместе с тем, для Сатурнина и Главции все эти законы были только началом. Когда они перешли в наступление, Марий отступил назад, тем самым создав предпосылки для последнего акта кровавой конфронтации.
Когда на горизонте замаячили выборы 99 г. до н. э., Сатурнин с Главцией решили еще больше расширить свою повестку дня. Сатурнин вновь выставил свою кандидатуру на должность трибуна, то же самое сделал и мнимый сын Тиберия Гракха. В виде предупреждения Марий приказал арестовать самозванца за мошенничество и бросить в тюрьму. Позже его оттуда выпустили, Сатурнин свои выборы выиграл, но всем стало ясно, что Марий больше не на их стороне.
Политический раскол между ними усугубился еще больше после начала выборов консулов. Лидерами гонки стали три человека. Популярный оратор Марк Антоний, недавно вернувшийся с триумфом после победы над киликийскими пиратами, пользовался всесторонней поддержкой оптиматов, что практически гарантировало ему избрание. В роли его главного конкурента, отстаивавшего интересы противоположного лагеря, выступал Гай Меммий. Построив всю свою карьеру на ругани в адрес продажной знати во время Югуртинской войны, Меммий был могущественным кандидатом от популяров, грозившим полностью вытеснить из борьбы третьего члена тройки: Гая Сервилия Главцию.
Угрозу, которую таила в себе победа Главция на выборах консула, осознавали все. Ни одна живая душа не бралась оценить ущерб, который он мог принести, если бы объединил данную консулу власть с контролем Сатурнина над Народным собранием. К счастью, у этой проблемы имелось решение. Как действующий претор, по закону Главции не мог выдвигать свою кандидатуру на этих выборах, поэтому Марий, как консул, имел полное право его от них отстранить. Все больше отдаляясь от бывших союзников, Марий лишил Главцию права участвовать в выборах. Этот его ход против претора был преисполнен иронии, ведь чередой собственных переизбраний на эту должность он собственноручно нарушил все существующие запреты. Но Главция, в полном соответствии с духом той эпохи, проигнорировал дисквалификацию и продолжить агитировать за голоса в свою пользу, форсировав кризис, которого Рим не видывал со времен Гракхов.
