высокий шкаф, скамья вдоль стены, узкое окно. Ничего, что выдавало бы дом могущественного колдуна. Да и сам хозяин выглядел скорее беспомощным стариком, чем человеком, способным погубить целый народ. Он глянул на нас, задержал взгляд на мне, на Си, хмыкнул:
– Так вот кто ко мне пожаловал…
Ралус подошел к нему очень близко, подбросил в огонь дрова. Они нехотя разгорелись.
– Благодарю, – сказал колдун.
Лура подтолкнул нас с Си к очагу.
– За тобой был послан гонец из дворца.
Колдун пожал плечами:
– Наверное, сгинул в пустоши.
Я вспомнила ночные шорохи и шепот, неясные тени вокруг нас.
– Я отправил отряд стражников следом.
– Я не сторож твоим солдатам, принц.
– Только не говори, будто ты не знаешь, что императору нужна помощь! Он не встает с постели и ждет тебя!
Колдун откинул плед с колен, и я увидела кривые, беспомощные ноги. Они явно были ему не по размеру. И сразу стало понятно, что он не может подняться со своего кресла, приехать во дворец, спасти императора. Ралус растерялся, но Си не так просто было сбить с толку.
– Кто развел вам огонь? Сами бы вы не дотянулись.
Он посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом, а потом вдруг наклонил голову, будто в знак уважения:
– Ты ведь та, которую император считает пряхой? Для меня большая честь принимать тебя в своем доме. Прости, что внезапная болезнь не позволяет быть радушным хозяином. Я обездвижен и никак не могу подняться.
Было непонятно, всерьез он или издевается. Мы переглянулись. Он принял Си за пряху! Я хотела сделать шаг вперед к нему, чтобы разубедить, но Лура положил мне руку на плечо, останавливая, а Ралус еле заметно качнул головой: не стоит рассказывать колдуну, кто ты. Чем меньше он знает, тем лучше. Молчи, Уна, молчи и слушай. И Ралус повел с хозяином дома разговор о Семи островах и проклятии, которое тот на них наложил. Я поняла, что за этим он и приехал, а вовсе не для того, чтобы спасать от смерти своего отца.
Ралус: Я знаю, что проклятие – твоих рук дело. Ты придумал и наложил его, и теперь земля Семи островов бесплодна, как твоя коленка. Что это за проклятие?
Колдун: Я? Ты ошибаешься, сын великого императора. Мне даже делать ничего не пришлось, они всё сами.
Ралус (устало): Я прикажу тебя четвертовать.
Колдун (хихикнув): Кого ты обманываешь, Ралус? Слова не сделают тебя Ронулом. Ладно, ладно, я вижу, ты настроен решительно. Я все тебе расскажу.
Ралус: Правду!
Колдун: Клянусь рукой твоего отца, держащей скипетр, о наследник Империи Вандербутов! (Молчание.) Когда твой великий отец попросил меня помочь ему уничтожить Семь островов, мне пришлось поломать голову. Пряха, что жила там, так сильна, так фанатично предана своей земле, что всего моего мастерства не хватило бы, чтобы справиться с ней. Но другая пряха, та, что спрятала от нас Суэк, подсказала мне. «Используй ее же силу, – сказала она. – Всегда используй силу врага». Что ж, решил я, так и правда вернее. Пряха Семи островов верит, что все люди такие добренькие, такие хорошие… посмотрим! Я наложил на острова проклятие, и оно встало на страже, ждало своего часа. Пусть хоть кто-нибудь из островитян прольет невинную кровь на своей земле, и вся сила, с которой их пряха верила в людскую доброту, обернется моим проклятием. Не так уж долго мне пришлось ждать, принц. На одном из островов случилось страшное злодеяние: убили мать с младенцем, невинная кровь окропила землю острова, обильно полила ее. И как только это случилось, проклятие накинулось на этот остров и поглотило его. А уж оттуда расползлось по всем островам. Не так быстро, как нам бы хотелось, но тем не менее. Так что они сами виноваты.
Ралус: Будто вандербуты не убивали невиновных! Мой брат…
Колдун: О, убивали, и еще как! Но то были их враги, а люди островов убили своих, безвинно, точнее, придумав вину, которой не было. Они сами себя прокляли, а такое проклятие сильнее всех прочих, и…
Ралус: Как его остановить?
Колдун: …и его нельзя повернуть вспять.
Ралус: Я тебе не верю! Болезнь уже начала отступать!
Колдун: Это ненадолго.
Ралус: Должен быть способ! Отец обещал мне!
Колдун: Он был, но люди островов убили тех, кто мог им помочь. Такое вот хитрое проклятие: снять его может только тот, кого убили. А иначе проклятие будет шириться, пока не уничтожит всех, до последнего человека. Но они это заслужили, ты не находишь?
Ралус: Что нужно делать? Говори!
Колдун (вздохнув): Те, кто безвинно погиб от рук своих же соседей, должны простить их. Но не поплывешь ведь за ними к Воротам смерти.
Ралус: Нет. Не поплыву.
Он не смотрел на меня. В неясном свете огня его глаза казались черными впадинами на бледном лице. Ралус знает мою историю. Может быть, он один и знает ее от начала до конца. Да, меня убили, но я не умерла. Моя мама лежит с черным камнем на дне морском. Мой отец убит тем, кто считался его кровным братом. Но я – жива.
Я еще какое-то время стояла, оглушенная всем, что услышала, потом тихо вышла из дома. Колдун сделал вид, что не заметил, но я уловила его внимание, его интерес, его догадку. Тело не слушалось меня, будто было чужое.
Я стояла, смотрела в лицо пустоши, дышала воздухом, который после комнаты колдуна казался мне свежим, и снова и снова представляла, как мою маму тащат через весь Окаём, как стелется за ней алый след родовой крови, как она прижимает меня к груди и поет, а все – и те, кто ведут ее, и те, кто просто смотрят на это, – все они молчат и не вмешиваются. И только ее песня будет преследовать их до конца дней. Песня и проклятие. Которое они сами на себя наложили, позволив всему случиться.
Голос Ралуса вывел меня из оцепенения.
– Уна! – позвал он, и из травы вспорхнули две птицы.
– Уна! – прокатилось эхом по пустоши.
– Уна! – застучало у меня в висках.
Он взял меня за руку, выпалил:
– Семь прях да благословят тебя, девочка! Острова спасены! Они спасены, Уна, ты снимешь с них проклятие! Нужно всего-то простить, понимаешь? И все! Столько лет…
– Четырнадцать, – прошептала я, но Ралус меня не слышал.
– Я думал, нам придется высушить море и перевернуть мир, но надо только простить, Уна!
– Простить? – Я оттолкнула его руку и напомнила: – Они убили меня! И мою маму!
Ралус сразу успокоился. Лицо его сделалось строгим и печальным, но оставалось при
