Он чуть не съел ее, но потом почему-то вернул ей книгу, сказал, что книга выбрала ее своей хозяйкой и он не вправе изменить это.
В лице Си что-то дрогнуло. Я поняла, что только сейчас она и начала по-настоящему слушать Луру.
– Разве Тайрин в тот раз взяла такую книгу? – спросила она так, будто шла по краю топи. – Вроде это была самая обычная книга. Что-то про танцы. Может, я не очень хорошо разбираюсь в книгах, но это точно не была книга истин или что-то подобное.
– Тебе бы спросить об этом у самой Тайрин.
– Я очень хочу ее увидеть! – горячо воскликнула Си, и я позавидовала Тайрин. Они, наверное, были близкими подругами с Си.
– Когда буду возвращаться, захвачу тебя с собой, – усмехнулся Лура. – Только вот незадача: ведь именно там, рядом с Тайрин, и живет Джангли, который без устали ищет тебя, чтобы съесть.
– Я с ним тоже договорюсь, – без тени сомнения сказала Си.
Лура покачал головой:
– Ты разбираешься в джангли еще меньше, чем в книгах, милая.
Они замолчали и наконец взяли в руки приборы.
– Что ж… – сказал Ралус. – Если Лура знает тебя, а Уна считает, что тебе можно доверять, то добро пожаловать во дворец, Си.
Си всем понравилась. По-другому и быть не могло, это был ее дар, ее сила – люди тянулись к ней, как к теплу и свету, даже если она не обращала на них внимания. Мне бы тоже хотелось тянуться, но эта большеглазая девочка тревожила меня. Она говорила на одном языке со мной, но все ее слова будто бы имели еще один, второй, третий, четвертый смысл, иное значение, которое я не всегда понимала, но чувствовала, что оно есть. И вдруг я вспомнила: точно такое же чувство вызывал во мне Травник, отец Литы! Я решила, что буду приглядывать за Си еще внимательнее.
Она подробно расспросила меня о Тайрин, и хоть я и не хотела рассказывать, понимая, что выдаю чужую тайну, но сама не заметила, как выболтала все. Я рассказала даже про Тинбо! А ведь думала, что его имя запечатано в моем сердце намертво. Я произнесла его имя вслух и замерла, мне показалось, что мир изменится, а время потечет в другую сторону.
– А, и Тинбо там! Это хорошо, – отмахнулась Си, и я поняла, что она знает его, знает дольше, чем я, больше, чем я, глубже. Может, она держала его за руку или слышала, как он поет, рассказывает сказки, сердится, смеется. И ее не интересовал Тинбо, только Тайрин. – И что Тайрин тебе рассказывала? На каком языке вы говорили? На общеимперском?
Так она узнала, что для меня нет разницы в языках, я понимаю любой. Си очень удивилась, хотя я думала, что ее ничем не удивить. Она расспрашивала и расспрашивала меня об этом, пока нас не прервал Лура. Он пришел и сказал, что императору стало хуже, а ни один гонец, что был отправлен за лекарем, не вернулся.
– Ралус собирается ехать к нему. Он берет меня с собой. И тебя, Уна.
– А Рэлла?
– Она останется присматривать за троном и императором. Руф и главный советник помогут ей.
– Я тоже поеду, – встрепенулась Си.
Лура покачал головой:
– Поговори с Ралусом сама, но вряд ли он позволит.
Конечно, он позволил. Никто не мог отказать Си.
Проклятие Семи островов
Мы выехали на рассвете, верхом. Я никогда прежде не подходила к лошадям близко, но Ралус не дал мне времени испугаться, просто подхватил и усадил на лошадь. Она терпеливо ждала, пока я возилась в седле.
– Не бойся, – сказал Ралус, – лошадь не должна чувствовать твой страх.
Я и не боялась. Я пыталась нащупать язык, на котором мы могли бы поговорить. Я легла ей на шею, перебирала прядки длинной гривы. Лошадь подняла уши и фыркнула. Я почувствовала, что седло натерло ей бок, а уздечка больно давит на губу. Тогда я спрыгнула на землю и велела распрячь ее. Конюх уставился на меня в недоумении, а Ралус долго и нудно говорил, что так ездить нельзя, что даже опытные всадники не ездят без уздечек, что я упаду и разобьюсь, и много еще пустых, ненужных слов. Оттого, что Ралус был одет в непривычный нарядный сюртук, его слова казались еще более пустыми и ненужными. Но тут вмешалась Си:
– Ваше Императорское Высочество, Уна умеет понимать всех существ. Если лошадь пообещала, что не сбросит ее, значит, так и будет.
И опять все ее послушались. Теперь я могла скакать на благодарной лошади и наслаждаться ее радостью.
Снова дорога, снова за моей спиной мешок Паты, а в нем – ее веретено, ее книга, мамино платье, перо Птицы и кусочек сгоревшей карты. Все мои сокровища. Мы ехали по проселочной дороге, поднимая густую желтую пыль и не отвечая на поклоны людей, что бросали свою работу, чтобы приветствовать наследника императора, мы мчались через лес, прозрачный и равнодушный к путникам, мы выехали на пустошь, поросшую притихшей бледной травой, выгоревшей на солнце. Вдали, почти у горизонта, темнело пятно. Я почувствовала вдруг почти невыносимую усталость, но надо было ехать вперед, навстречу этому пятну. Мы скакали и скакали целый день, пока наши лошади не утомились настолько, что встали как вкопанные. Тогда Ралус велел становиться на ночлег, спрыгнул с коня и все всматривался в даль, пытаясь разглядеть это пятно.
Ночь прошла тревожно, в смутной дремоте, никто из нас не мог глубоко уснуть. Я слышала, как кто-то бродит неподалеку и что-то нашептывает траве и земле, но это все морок, морок и ворожба, а я сильнее ее, я пряха Семи островов, я пряха, выросшая на Веретене. Все свое детство я смотрела на Ворота смерти, меня не испугать призрачным шепотом, я знаю, что это просто наваждение и колдовство, но я сильнее его, я его сломаю. У меня заболел живот.
На рассвете мы тронулись дальше, и темное пятно вдруг приблизилось к нам само, приобрело очертания круглой приземистой башни под черепичной крышей без флюгера. Ралус посмотрел на Луру, и тот кивнул: да, это и есть дом лекаря-колдуна.
Мы подъехали к нему и спешились. Я попросила лошадей не разбегаться. Ралус постучал в тяжелую темную дверь и тут же толкнул ее.
Колдун, скрючившись, сидел в кресле у очага, в котором еле теплился огонь. Его ноги были укутаны толстым пледом. Ралус перешагнул порог, по-королевски не дожидаясь приглашения, огляделся. Это была просторная комната, напомнившая мне дворцовую кухню: длинный стол из массивных досок,
