Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
товарищи начали свои первые опыты. Сапунов долго возился с большим холстом, где широкой кистью написал в профиль сарай с серпом месяца над ним и сумеречными облаками. Потом он его переделал в другую картину, в известную «Зиму с ивами» на фоне все того же сарая. Картина вышла удачной, попала на Передвижную. Левитан много помогал ему своими советами. Помню, посоветовал убрать часть веток на ивах и оставить только несколько. Мох на стволах сделан им по совету Левитана. Петровичев написал свой «Апрельский вечер» и замечательные по настроению «Сараи в сумерки», про них Серов и сказал: «А сарайчики-то спят»; Левитан же, увидев их, развел руками: «До чего же это просто, кажется, проще и не придумаешь», – и посоветовал не трогать, чтобы не испортить. Сизов долго пробовал разные темы, бросал, начинал новые и наконец написал Яузу в начале зимы с замечательно живо написанной бегущей водой. По-моему, это была самая сильная вещь в нашей мастерской. Левитану она очень нравилась, но он нашел в ней большое влияние Таулоу[261] и сказал: «А все-таки ищите самого себя и не увлекайтесь чужими картинами и сюжетами».
Другие тоже писали, но настолько незначительное, что я плохо помню их вещи. Вальтер написал что-то с этюда, Демьянов сад с цветущей сиренью, не очень удачно. Моя картина не задалась. Никак не удавалось на большом холсте передать ту легкость, что была в этюде. Этюд я писал долго и в последний день обобщил его, благодаря чему он получился очень сильный и свежий. Писанные против света стволы лип чуть серебрились, как это бывает в серый день, этот налет серебра в большой картине мне не удалось передать.
Левитан не разделял модных увлечений в живописи, отрицал мазки и сырые краски; он учил обобщать природу, не впадать в фотографичность, но краски считал не самоцелью, а средством выражения. Вопреки общепринятой технике, построенной на мазке, которой он и сам писал, Левитан часто увлекался новым удачным приемом, новым выражением правды. «Пишите как угодно, – говорил он, – главное, чтобы выходило, а там хоть пальцем, хоть колонком – не все ли равно». Иногда он советовал не смешивать краску на палитре до конца, писать составным мазком или смазывать подробности флейцем, как это делают иконописцы, или счищать и прописывать более тонким слоем. Говорил о подкладках, о письме лессировками, которые незаслуженно забыли. «А смотрите, как умели ими пользоваться старые мастера. Брюллов даже ухитрялся лессировать по сырой краске». Перед нами открылся новый мир сложной живописи, о технике которой мы в классах никогда ничего не слыхали.
Несколько слов о живописной «кухне». Левитан советовал не класть на палитру тех красок, которые не были нужны в том или другом случае, «Лишние краски могут незаметно на палитре загрязнить ваши тона и сделать их непрочными, ведь не все краски можно смешивать безнаказанно».
«Старые мастера писали немногими красками, но хорошо знали их. У нас Репин и Серов пишут не только тело, но и многие картины четырьмя, пятью красками, а посмотрите, что они с их помощью делают! Для пейзажиста в наше время мало такой скупой палитры, ему мало и тех живописных средств, которыми удовлетворялись в начале XIX века». И Левитан однажды продиктовал нам «Поленовскую палитру», добавив, что из нее всякий может выбирать для себя те краски, которые больше понравятся.
Вот эта палитра:
Белила цинковые, но Поленов советовал мешать их пополам со свинцовыми, особенно в тех случаях, когда они нужны были как подкладка под лессировки[262], благодаря более интенсивному и плотному цвету эта смесь делала лессировку более яркой.
Красные. Киноварь алая. Краплаки и сурик – только целиком как подкладку для лессировки краплаками, например в ярких цветах.
Все охры, от желтой до темной, как самые прочные краски.
Все кадмии, при условии избегать их смешения с охрами. Индийская желтая.
На зеленых только изумрудная, зеленая земля и окись хрома, остальные Поленов считал непрочными.
Оксиды зеленосиний и синезеленый.
Синие: ультрамарин, кобальт синий и берлинская лазурь в смеси с жженой сиенной, она дает очень красивый прозрачный и глубокий тон для самых темных теней, что способствует усилению контрастных отношений в некоторых случаях. К сожалению, эта смесь, как показали картины Поленова, со временем чернеет.
Фиолетовые: фиол. краплак и фиол. минеральная.
Коричневые: сиенна жженая и натуральная, кассельская, умбра. Марсы.
Черные: слоновая кость для светлых, серых тонов и персиковая для лессировок.
Лессировки Левитан учил делать и на белых, и на цветных подкладках. Иногда советовал «обойти» в известных местах контур колонком[263] и, наоборот, смазать какую-либо резкость или слишком выпирающую деталь пальцем или широкой кистью, а иногда снять мастихином[264] или смыть и записать заново.
Левитан часто указывал на неправильную кладку мазка. «Мазок только тогда выразительное слово, когда он лежит по форме, а иначе это “пустословие”, – учил Левитан. – Можно писать и без мазков, Тициан писал пальцем, Серов тоже иногда пускает в ход большой палец, там, где нужно. Живопись – это не игра кистью, а верные отношения и гармония тонов. Конечно, зализывать и доводить до клеенки не надо и гнаться за чрезмерной красивостью тоже не надо, может получиться слащавость. Живопись должна быть простая и верная природе, в природе слащавости нет, даже в Крыму – его многие пишут слащаво – есть и простота, и гармония без слащавости».
Впрочем, бывало и так, что Левитан учил сознательно не писать того, что было в натуре. Я писал осенний этюд: среди общей серой погашенной гаммы выделялся кустик яркой, прямо весенней зелени у забора. Я пытался его скопировать, но он все как-то не вязался с общим тоном. Левитан подошел и покачал головой: «Верно, но зачем вам это нужно, что она добавит к вашей работе эта, никому не нужная зелень? Надо передавать типичное, а не исключения, исключениям можно и не поверить». Я смягчил цвет травы, связав с общим тоном.
«Ну вот, теперь другое дело. Это, как говорит Серов, «иногда» нужно и ошибиться».
Я спросил:
– Значит, можно исправлять природу?
– Не исправлять, а обдумывать, это не одно и то же, – поправил меня Левитан. – Природа иногда свои законы нарушает, а мы не имеем права так делать, мы природу лицом показываем, на то мы и художники. Не будет же портретист писать поэта или полководца в то время, когда у него зубы болят, хотя это и бывает».
Так Левитан учил нас делать из впечатлений, получаемых от природы, нужный для искусства отбор.
Приближалось время ученической выставки 1899 года. Картин на ней мы решили не выставлять,
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
