спрашивает она. — Мира ушла на свидание с другим, а ты ее отпустил?
— Она просто делает все, чтобы взбесить меня.
И пока что у нее это отлично получается.
— Господь Всемогущий! Да ты влюбился! — восклицает Вика, прикладывая ладонь к моему лбу. — Жара нет, ты точно хорошо себя чувствуешь?
Отталкиваю ее руку и пересаживаюсь в кресло напротив. Она громко смеется и на ее возглас оборачиваюсь другие посетители кофейни, куда мы зашли перекусить.
Я не даю определение того, что чувствую к Мире. Никогда не был в этом силен. Но слова, сказанные сестрой, не вызывают во мне паники.
— Что она с тобой сделала? Подожди, — Вика успокаивается и, взяв салфетку, прикладывает ее к уголкам глаз, промачивая тушь. — Это точно ты? Может какой-то клон, о существовании которого я не подозревала?
— Я уже жалею, что обо всем тебе рассказал.
— О нет, ты очень счастлив, что твой несносный близнец вернулся и дает тебе советы, — на ее губах играет самодовольная улыбка.
Вика перекидывает ногу на ногу и, откинувшись на спинку стула, постукивает пальцами по кружке с кофе.
— А теперь без шуток. Что собираешься делать? Ты же понимаешь, что Макс оторвет тебе голову, если ты возьмешь билет в один конец до Нью-Йорка. Он, конечно, с виду добряк, но что касается Миры, то у него просто крышу сносит.
— Я еще не думал об этом.
— То есть мне уже надо готовить для тебя лед.
— Не утрируй. Я не сказал, что хочу отказаться от того, что происходит между нами с Мирой, но мне надо вернуться в НьюЙорк, чтобы закончить все дела. У меня есть обязательства.
В глазах появляется маленькая искорка надежды.
— Значит, есть вариант, что ты вернешься домой? — с едва уловимой тоской в голосе спрашивает она.
— А ты бы смогла бросить все, к чему так долго шла? — с вызовом спрашиваю я.
Она закусывает губу и переводит взгляд на кружку с чаем.
— Я понимаю, ты долго добивался всего и по сравнению с Нью-Йорком тебе тут нечего делать, но здесь твой дом.
— Из которого меня благополучно выгнали, — мой голос звучит резко.
— Богдан… — с сожалением шепчет Вика.
— Не хочу сейчас говорить об этом. Мне надо решить все с Мирой и уже от этого отталкиваться.
Сестра кивает и отводит взгляд в сторону, прекрасно понимая, что со мной бесполезно разговаривать на эту тему.
Вика осталась дома вместе с родителями. Да у нее были трудности, но мы прошли их вместе. Я люблю сестру и готов ради нее на все, однако отношение к детям в нашей семье слишком разное. Отец с самого моего детства возлагал на меня слишком большие надежды. Он распланировал мою жизнь: решил, что я буду работать в фирме и продолжу его дело. Займу место руководителя, а подкреплю его браком с дочерью партнера. Но стоило мне лишь заикнуться о том, чего я хочу на самом деле, как меня вышвырнули из родительского гнездышка.
Вика думает, что в Нью-Йорке у меня все было замечательно. Сладкая вольная жизнь, которой я наслаждался каждую минуту. Но она понятия не имеет, через какие трудности мне пришлось пройти. Ей не понять, каково это быть одному в совершенно незнакомой для тебя стране и не иметь поддержки. Вика понятия не имеет, что значит потерять все в одночасье и пытаться после этого создать что-то свое.
— Богдан.
Я смотрю на сестру. Она придвигается ближе.
— У Миры же насколько я помню есть татуировки на руках?
— Да.
— А еще она способна убить взглядом? — шепчет Вика, смотря в сторону поверх моего плеча.
Я резко оборачиваюсь и вижу позади себя Миру. Она держит в руках картонный стаканчик и ее взгляд мечется от меня к сестре. Тяжело дыша она пятится к выходу и, нащупав пальцами дверную ручку, быстрым шагом выходит из кофейни.
— Дерьмо, — я вскакиваю со стула и следую за упрямой девчонкой, пока она вновь не сбежала.
Клянусь богом, шутка с наручниками уже не кажется мне такой уж глупой.
Глава 29
Мира
— Мира, остановись! — гремит позади меня голос Богдана.
Я отхожу всего лишь на несколько метров, когда его пальцы впиваются в мое предплечье. Богдан дергает меня на себя, и я резко оборачиваюсь.
— Отпусти, — бросаю взгляд на его руку.
— Даже не подумаю. Мне осточертело бегать за тобой по всему городу и пытаться донести одну-единственную мысль: ты меня бесишь! — его глаза полыхают гневом, и он крепче прижимает меня к себе.
Стаканчик с глинтвейном падает на плитку и все выливается.
— Это взаимно! — вскидываю голову и смотрю на него упрямым взглядом.
Он злорадно усмехается.
— Я еще не договорил, — второй рукой он обхватывает меня за талию. — Ты приводишь меня в бешенство, которое я никогда раньше не испытывал. Делаешь все, чтобы вывести меня из долбаного равнодушия. Порой я не понимаю, как с тобой разговаривать и когда ты в очередной раз сбежишь. Но мне нравится это, — его дыхание перехватывает, и он судорожно сглатывает.
Взгляд Богдана смягчается, а его хватка становится не такой сильной.
Я лишь ошарашенно смотрю на него и пытаюсь унять бешено-колотящееся сердце.
— Ты противоречишь сам себе, — сипло звучит мой голос.
— Думаешь, я не знаю этого? С самого первого дня нашего знакомства я противоречу сам себе. Я приехал, чтобы понять, что мне нужно, а в конечном итоге ты спутала мои мысли и я уже не уверен, что все это время следовал по правильному пути. Но мне нравится это, — вновь повторяет он. Богдан наклоняется и касается моего лба своим. — Если ты думаешь, что страшно только тебе, то ошибаешься. Я тоже боюсь, но хочу рискнуть.
Закрываю глаза, чтобы хоть на мгновение оторваться от темного омута его взора, пленяющего меня все больше. В который раз все во мне переворачивается за секунды, и я начинаю сомневаться в собственных чувствах и решениях.
Сердце опять начинает подсказывать мне, что сейчас я не права и нужно засунуть свой характер куда подальше. Разум молчит, словно нейтральная территория.
Долбаная Швейцария.
— Прекрати убегать от меня, — он касается моей шеи и нежно поглаживает кожу.
— Нам будет больно. Ты не понимаешь, — мой голос надламывается. — Я затяну тебя во тьму, из которой мы можем не выбраться.
— Плевать.
Поднимаю голову и смотрю ему прямо в глаза.
— Ты уезжаешь, — с горечью шепчу я и к глазам подступают слезы.
Я слишком долго боролась с ним и больше не могу противостоять. Чувства к Богдану сильнее меня.
— Мы что-нибудь придумаем. Я закрою ближайшие
