поудобнее устраиваться на своей подстилке.
— Подождите пожалуйста! Мне еще спросить нужно! — в отчаяньи пискнула расстроенная девчонка, — Я не хочу в тюрьму!
— Эээ, милая! — сочувственно вздохнула женщина, повернувшись лицом, — Кто ж в тюрьму хочет?! Никто не хочет, однако садят и желания нашего не спрашивают! Ты не переживай, если подельников не сдала, может и они тебя не бросят! Будут греть тебя в лагере. Я тоже, когда первый раз садилась, плакала и убивалась от горя. А потом привыкла. Это первые три года тяжело, потом легче сидится.
— Я не хочу три года! — еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, прошептала Марина, — Что мне делать?
— Да откуда я знаю, что тебе делать?! Делай, что хочешь! — раздраженно прошипела вредная тетка, — Меня завтра отсюдова домой нагонят и я в твои дела впрягаться не хочу, я тебе не адвокат! — заметив текущие по щекам вопрошающей слёзы, она всё же сжалилась, — Постарайся своим подельникам сообщить, что тебя закрыли, глядишь, помогут! Дадут денег прокурору и всех делов! — убежденно кивнула немного подобревшая женщина. — Ты сама-то уверена в своих корешах? Давно вместе работаете? Не бросят они тебя?
— Нет! Он меня любит! — вскинулась Марина, но увидев скептическую улыбку товарки по несчастью, уже менее уверенно добавила, — Не должен бросить!
— Сюда смотри! — подняв выше рукав, поднесла свою наколку в глазам Марины баба, — Что это означает, как думаешь?
— Я не знаю. Я не разбираюсь в этом! — она недоумённо разглядывала кинжал со змеёй.
— Это значит, что свой первый срок я получила за делюгу, которую я сработала с любимым человеком! — опустила рукав Таисья, — Я тогда тоже думала, что он меня любит и не бросит! Дура была! Я в лагерь уехала, а он со своими шмарами наш добытый хабар по кабакам спускал! — скривилась она, — Запомни, мужикам верить нельзя, козлы они все!
— И следователь мне также сказал! — окончательно рассупонившись, начала подвывать Марина, — Говорит, что вещи Сергей шалавам подарит, а на деньги в ресторан их водить будет. Как же так?! — она растерянно уставилась на Таисью, — Разве так может быть? Он же говорил, что любит меня и, что мы поженимся! И на море поедем! Что для того и деньги эти нужны!
— Погоди-ка, девонька! — оживилась опытная незнакомка, проникшаяся бедой несчастной девушки, — Ну-ка, ну-ка! Сергей говоришь? Поженимся и на море уедем?! А не Агара ли этот твой Сергей? Не Агарков ли его фамилия?
— Вы его знаете? — удивленно выдохнула Марина, выпучив сверкнувшие зеленью глаза, — Откуда вы его знаете?! Скажите!
Сульдина с неприкрытой жалостью смотрела на неё и молчала. Потом махнула рукой и завалилась на нары, отвернувшись к стене.
— Не молчите! — с отчаянием бросилась к ней потерявшая всякий страх девчонка, — Говорите, откуда вы про него знаете?
— Да кто же этого Агарка не знает? Среди наших он личность известная! — нехотя повернулась от стены Сульдина, — Под гитару он тебе жалостливые песни пел? В любви клялся? Да и квартиру ты, наверное, ему свою сама обнести дала? Так? Ведь родительскую квартиру обокрали? Эх, дура же ты, дура!
— Откуда вы… Откуда вы это знаете? — выдавливала из себя слова, не замечая текущих по щекам слез, прерывисто прошептала Марина, — Вам следователь это сказал?!
— Да ты, оказывается, еще дурнее, чем я думала! — покачала головой Таисья, — Какой на хер следователь, если я уже здесь сидела, когда тебя сюда привезли! А Серёжа Агарок, чтоб ты знала, тем и живёт. Что таких вот дур, как ты, которые из богатеньких семей, разводит! Наплетёт вам сказок, навешает на уши лапши про любовь неземную, а потом всё ценное из хаты выносит. С вашей же помощью. У тебя ведь богатенькие родители, так? Сама ему ключи отдала?
Закаменевшая лицом Марина сидела безмолвным истуканом. И только текущие по её щекам слёзы, свидетельствовали о том, что она живая.
— Я не хочу больше жить! Я повешусь! — едва слышно прошептала она, — Сегодня же ночью повешусь!
— Тю, дура! С ума сошла?! — придвинулась к ней Сульдина, — Ты что такое говоришь? Ты подумай, дурища, что с твоей матерью будет, когда она тебя в гробу с синим лицом увидит! — Таисья приобняла ее и начала гладить по голове, — И ты вот, что еще подумай! Тебя в сырой земле черви жрать будут, а этот сукин сын на украденные у твоей семьи деньги, да со своими девками гулеванить станет! Нравится тебе так?!
Лицо Марины передёрнулось. А потом перекосилось в гримасе жгучей ненависти. Она рванулась из-под обнимающей её таисьиной руки. Вскочив на ноги и спрыгнув с нар на пол камеры, она, как была необутой, кинулась к железной двери. Подбежав к ней, она изо всех сил замолотила по железу своими кулачками.
— Эй! Кто там! Откройте!! — заорала она неожиданно звонким голосом, — Откройте! Позовите следователя! Корнеева позовите! Я признаться хочу!! Во всём признаться!
Глава 21
Свой личный сиротский бокал на почти поллитра я, не без сожаления отдал мадемуазель Шевцовой. Обхватив его ладонями, она громко хлебала из него крепкий «купчик». И так же, с не меньшей громкостью, шмыгала носом. Потом, в волнении, под неодобрительным взглядом Гриненко, начала один за другим сметать со стола бутерброды с колбасой.
— Ты притормози! — окоротил я её неуёмное кишкоблудство, когда на газете, несущей в массы, кроме пропаганды, функцию скатерти, осталось меньше половины припасенного на ночь провианта, — Дома надо было наедаться, предлагал ведь!
Стас одобрительно кивнул и только после этого потянулся за первым своим бутербродом.
Марину к нам привели, когда мы только-только сели за стол. Девушка находилась в крайней степени душевного расстройства. Отдав ей свой носовой платок, я через секунду уже мысленно с ним простился, увидев, как потерянная девица тут же пропитала его слезами и соплями. И, чтобы хоть как-то отвлечь ее от рыданий, предложил ей потрапезничать с нами. Барышня, еще совсем недавно считавшая себя барыней, начала молотить вареную колбасу, предназначенную для харчевания плебса, как не в себя. Да так, что трое голодных ментов, оторопев, отодвинулись от стола.
— Извините! — как маков цвет, покраснела девушка.
Смущенно потупившись, она стала сосредоточенно вытирать руки протянутым ей бланком протокола осмотра. Он для этого был самым приспособленным из всех следственных бланков, из-за рыхлости бумаги и достойного размера.
— Чаю еще налить? — от широкой души предложил я Марине кипятка вместо колбасы, которой было так мало.
Девица опять покраснела и помотала головой. Скорее всего, у неё в ушах уже плещет, а сказать об этом она стесняется, догадался я.
— Может, ты руки помыть хочешь? — задал я нейтральный вопрос светским тоном.
В
