Далее Абрасимов коснулся некоторых высказываний трех послов. У советской стороны, сказал он, вызывает удивление утверждение Сованьярга о том, что в советском проекте предлагается установить четырехсторонний статус Западного Берлина. Никогда в ходе переговоров, подчеркнул Абрасимов, и ни в одном из документов Советским Союзом не вносилось такого предложения. То же самое можно сказать и об утверждениях, будто советская сторона претендует на власть трех держав в Западном Берлине[522].
Более подробно Абрасимов остановился на высказываниях Сованьярга, касавшихся гражданского транзита и компетенции ГДР на ее коммуникациях. Советский дипломат напомнил, что гражданский транзит по коммуникациям с Западным Берлином находится в ведении ГДР. Оспаривать этот факт было бы бессмысленно, поскольку проезд каждого гражданского лица и провоз любого груза регулируется никем иным, как ГДР, независимо от того, кто и какую отстаивает юридическую или политическую точку зрения в западноберлинском вопросе. Что касается теоретических взглядов, то, разумеется, каждая сторона вольна придерживаться тех из них, которые ей кажутся более правильными или целесообразными. Посол СССР отметил, что советский проект теоретических взглядов и принципиальных позиций сторон не затрагивает, поскольку он призван найти решение практических вопросов в конкретно существующих условиях[523].
Абрасимов выразил мнение, что, если стремиться к действительному улучшению и упрощению гражданского транзита, а не пытаться вдохнуть жизнь в лишенные содержания и давно изжившие себя юридические конструкции, то нельзя не видеть, что такие улучшения и упрощения могут быть осуществлены лишь с согласия ГДР и только самой ГДР, ибо она является хозяином коммуникаций. Нужно исходить именно из этого, если есть намерение действительно решить вопрос взаимоприемлемым образом[524].
На наш взгляд, продолжал Абрасимов, заявления западных представителей о том, что по советскому проекту СССР не берет на себя никаких обязательств в отношении транзита, являются сознательной передержкой, которая делается с очевидной целью попытаться навязать Советскому Союзу заведомо неприемлемую концепцию трех держав по гражданскому транзиту. «Предложенный нами текст соглашения, — сказал советский посол, — содержит в себе обязывающую формулировку о том, что компетентные власти заключают соглашение по гражданскому транзиту, причем этот транзит будет осуществляться на основе обычных международных норм и бесперебойно. Я не понимаю, почему это четкое обязательство изображается как отказ от взятия на себя обязательств и по какой причине мои коллеги не хотят видеть огромное практическое значение подобного урегулирования для улучшения распорядка гражданского транзита»[525].
Сказанное выше, добавил Абрасимов, в полной мере относится и к вопросам посещений западноберлинцами территории ГДР.
Что касается замечаний Сованьярга о том, что вопрос о советских интересах в Западном Берлине должен решаться вне рамок соглашения, то, по словам Абрасимова, здесь можно было бы подумать о каком-то промежуточном решении. «Например, — уточнил посол, — у нас, очевидно, не будет возражений, если он будет решен отдельно, но одновременно и на основе наших предложений»[526].
После этого Абрасимов прокомментировал высказывания английского посла в Бонне Р. Джеклинга. В связи с заявлением последнего, что структура советского проекта «неясна и смутна», посол СССР подчеркнул, что «в нашем представлении он сформулирован предельно четко и ясно. Я не могу поэтому согласиться с этими утверждениями, тем более, что они не были подкреплены какими-либо серьезными доказательствами»[527].
Коснувшись высказываний Джеклинга об обязательствах четырех держав по транзиту, советский посол сказал: «Я уже говорил по этому вопросу выше и вряд ли есть смысл еще раз возвращаться к этому. Хотелось бы только добавить, что в нашем проекте соглашения заложены принципиальные обязывающие формулировки. Что же касается деталей гражданского транзита, то они должны быть уточнены в соглашениях ГДР и ФРГ, выработать которые следует на параллельных переговорах немецких сторон. Еще раз повторяю, что в этих вопросах не обойтись без хозяина коммуникаций, без ГДР. Желает этого или не желает западная сторона, но с ГДР она будет разговаривать по конкретным вопросам»[528].
Абрасимов ответил и на упрек Джеклинга в том, что в советском проекте содержится отход от старых формулировок, в частности, что советская сторона заменила термин «беспрепятственный транзит» термином «бесперебойный транзит». Здесь, отметил посол СССР, имеет место попытка США, Англии и Франции провести идею ни более, ни менее как об открытии границ ГДР. «Вряд ли западные державы всерьез думают, — подчеркнул Абрасимов, — что Советский Союз и ГДР пойдут на это. Что касается гражданского транзита, то он мог бы осуществляться бесперебойно и без ограничений, как об этом говорилось и в советских предложениях от 10 декабря 1970 г.»[529].
Посол СССР не мог не ответить и на высказывание Джеклинга о том, что советская сторона в своем проекте от 26 марта сделала шаг назад еще и потому, что она сняла четыре пункта, касающихся гражданского транзита и содержавшихся в предложениях от 10 декабря 1970 г. «Подобные высказывания, — сказал Абрасимов, — могут вызвать лишь удивление. Английский посол должен ведь помнить о том, что западная сторона называла эти четыре пункта недостаточными и неудовлетворительными. Если же она настаивает на их включении вновь, то у нас, наверное, возражений не будет»[530].
Перейдя к выступлению К. Раша, Абрасимов отметил, что посол США много внимания уделил тому, как нам пронумеровать приложения. «Думаю, — сказал советский посол, — что многое не изменится от того, какой номер мы поставим на том или ином приложении. Их можно и переставить местами, хотя, как известно, от перестановки слагаемых сумма не меняется»[531].
Абрасимов прокомментировал и претензии Раша по поводу того, что в советском проекте в приложении № 1 нет ссылки на консультации трех держав с ФРГ. «Если западные державы придают этому такое значение, — заметил посол СССР, — то пусть они формулируют так, как это может быть принято всеми сторонами, и вопрос будет снят»[532].
Подводя итог дискуссии, Абрасимов заявил: «В целом должен, однако, сказать, что пока общее впечатление, складывающееся у меня после того, как я прослушал речи послов трех держав, нельзя назвать оптимистическим. Более того, по ходу выступления некоторых моих коллег у меня временами вольно или невольно возникал вопрос: есть ли вообще желание договориться и есть ли понимание того, на какой основе можно договориться, хотя последнее, казалось бы, должно быть давно ясно»[533].
