на меня не смотрел, сосредоточился на дороге. Горные дороги коварны, ещё и ночь. Позади слышался шум двигателя второго везиля, в котором везли трупы. Бандиты. Я слышала, что из Огории бегут рабы, в предгорьях их не жалуют, и они перебираются в нашу часть Предела. Но вроде раньше в Кирею они не совались. Или я знала не всё? Мир, в котором я жила, добрый и чистый, разлетелся вдребезги. В том мире не было бандитов, никто не убивал людей, не сжигал города, не отбирал красивых девушек, словно вещи, и не смел называть меня крошкой и цыпочкой.
Мы ехали всю ночь. В темноте я пропустила перевал, лишь в какой-то момент отметила, что дорога пошла вниз. Резко похолодало. Замёрзшие пальцы я засунула в рукава, теплее от этого не стало. Великан покосился на меня и включил обогрев. Бледный рассвет открыл тонкий слой снега, белеющий среди деревьев. Потом он исчез, но я по-прежнему мёрзла. Когда везиль остановился, ноги не гнулись. Меня вытащили из кабины – сжавшуюся в комок от холода и страха.
– Вот мерзлявая, – беззлобно проворчал великан. – Сейчас отогреешься.
Палатки сливались с землёй – бурые с коричневыми и зелёными пятнами. Та, куда меня отнесли, ничем не отличалась от остальных. Внутри было ненамного теплее, чем снаружи, тускло мерцал шар с гидарским огнём. Великан потряс его, вспыхнувший свет ослепил. Проморгавшись, я затравленно огляделась. Брезентовый пол, надувные матрасы, Лайд пользовался такими в поездках. Свёрнутые одеяла и раскладной столик, на котором и стоял шар. В углу находилась переносная печка, великан щёлкнул рычажком и подвинул её поближе ко мне.
– Располагайся, крошка. Удобства, извини, на улице, и умывальник там же. Выйдешь, сразу налево, увидишь. Закончу с делами, принесу тебе поесть. Небось, кушать хочешь?
– Меня зовут Мэйлин, – произнесла негромко, глядя в пол.
– Ты уже говорила, крошка, – хохотнул великан. – Ладно, некогда мне тут с тобой прохлаждаться. Сиди тихо, дальше уборной не ходи. Мои люди месяц в рейде, дюже голодные, поняла?
Что он имеет в виду, я сообразила, лишь когда великан ушёл. Присела рядом с печкой, протянула окоченевшие руки. Печь очень быстро раскалилась, внутри зловеще краснели нити нагревательного элемента, от которых исходил ровный жар. Гидар славился передовыми технологиями. Самая развитая промышленность в мире, лучшие двигатели и инженерные системы. Может, и ничего страшного, что я оказалась именно здесь?
Удобства и умывальник я нашла без труда. Уборная насмешила: гидарцы выкопали внушительную яму, кинули поверх две доски и отгородили брезентом. Умывальник был куда приличнее: раковина на подставке и бак над ней. Ледяная вода стекала в подставленное ведро с весёлым звоном. Осторожно огляделась: три везиля – мощные, с широкими сдвоенными колёсами, четыре палатки, тоже пятнистые, теряющиеся на фоне бурой земли. Широкая лента дороги уходила вниз и терялась в синей дымке.
Я вернулась в палатку. Размотала шарф, сняла пальто, сложила на краешке импровизированной постели. Страх уступил место тоске. Раньше я не представляла, как можно ничего не делать – сидеть и ждать неизвестно чего. Не читать, не слушать музыку, неподвижно застыть и в сотый раз прокручивать одни и те же мысли. Киреи больше нет, родителей нет, я в чужой стране без друзей и денег…
– Ох, какая ж ты, крошка…
Великан шагнул из-за полога двери и замер с миской в руках. Медленно поставил миску на стол, приблизился, нависая громадным телом. Я вскочила, упёрлась ему в живот.
– Что ты дёргаешься… – хрипло выдохнул он. – Можно подумать, с тебя убудет.
– Не прикасайтесь ко мне! – крикнула я.
– Перестань, крошка, – он завалил меня на матрас одной рукой, второй расстегнул брюки.
Теперь я отбивалась молча и отчаянно. Пыталась оттолкнуть, царапалась, кусалась. С таким же успехом я могла сражаться с каменной глыбой. Мои усилия его лишь распаляли. Тунику он с меня стянул, лосины и бельё разорвал, мял грудь с каким-то невнятным рыком, совал везде свои огромные пальцы. Противно, мерзко, отвратительно… больно. Не столько физически, как от сознания собственного бессилия. Сбежать от имперцев, чтобы быть грубо изнасилованной гидарцем… И я сопротивлялась до последнего, не останавливали ни боль, ни кровь, ни понимание, что я уже ничего не изменю. Первый раз был недолгим – видимо, слишком сильным стало возбуждение. Но отдохнуть мне не дали: перевернули, поставили в унизительную позу и отымели снова – медленно и с удовольствием. Его удовольствием. Затем мне позволили отползти.
– Ну что ж ты так, крошка, – великан растянулся во весь свой рост и глядел, как я корчусь. – Расслабилась бы, не было б так больно. Первый раз, что ль?
– Я вас ненавижу! – выплюнула в плоское белое лицо с бесцветными глазами.
– Успокойся, Мей, – тяжёлая ручища погладила меня по голове. – Ты теперь моя, никому не отдам. Со мной будешь, не плачь.
Плакать? У меня не было слёз – холодное злое отчаяние. Не будь во мне так сильна вера, я убила бы его, рано или поздно. Но Отрешённый запретил убивать. Я потянулась к подвеске и ничего не нащупала. Очевидно, в пылу борьбы цепочка порвалась и отлетела, а я даже не заметила.
– Моё имя Арден, – как ни в чём не бывало продолжал великан. – Арден Лирин, из Орлиса. Командир отряда добровольной армии приграничья. Ты поешь, голодная ведь.
Первым желанием было запустить в него миской с едой. Остановила мысль, что это не поможет, а убираться в палатке или дышать разлагающейся пищей придётся мне. Бессмысленная ярость, последствия которой непредсказуемы. Он мог наказать меня, отдав своим не менее «голодным» солдатам. Я отёрлась остатками своего белья, надела чудом уцелевшую тунику.
– Мне нужна одежда, – произнесла, стараясь не морщиться от боли.
Арден с готовностью закивал. Потрепал по волосам, словно собаку, и вышел. Я завернулась в одеяло и закрыла глаза. Нужно выжить. Просто выжить.
Женщины живучи.
***
– А потом? – зло спросил Тэйт.
– Потом были два месяца приграничья, пока дороги не завалило снегом. Тогда отряд вернулся в Орлис, и первым делом Арден отвёл меня к лекарю. Как подобранную на улице псину – нет ли у неё блох. Лекарь объявил о беременности, и в тот же день я стала леттой Лирин.
– И ты согласилась?
– Растить ребёнка лучше, будучи законной женой, нежели походной подстилкой. Да и выбора особого не было. Арден не позволил бы мне уйти. Он следил за мной, неохотно выпускал в город, не давал денег. Я была пленницей в его доме.
Тэйт прижался ко мне сильнее.
– Прости меня.
От его опьянения не осталось и следа, но объятия стали только крепче.
– Я тебя почти
