Ночной сторож выставил его из лаборатории, и он уже два часа слоняется по улицам.
— А Лиззи спит, — вворачиваешь ты. — В твоей квартире.
Бикс окидывает тебя ледяным взглядом, от которого остатки твоего хорошего настроения перегорают.
— Хватит об этом, — говорит он.
Дальше вы бредете вместе, ждете, пока на Бикса подействует экстази. Его накрывает только в третьем часу, когда нормальные люди давно спят в своих постелях, а по улицам шатаются одни психи — ужравшиеся, обдолбанные или затраханные. Тебе не хочется оставаться среди этих психов. Хочется в общагу, к Саше — когда Дрю у нее не ночует, она не запирается.
— Роб, где витаешь? — Бикс смотрит на тебя ласково, глаза сияют мягким светом.
— Думаю, не пойти ли домой, — отвечаешь ты.
— Ни в коем случае! — восклицает Бикс. Любовь к ближним окружает его лучистой аурой, ты чувствуешь блики этой любви на своей коже. — Ты наше главное звено.
— Ага, — бормочешь ты.
Дрю закидывает руку тебе на плечо. От него пахнет Висконсином — лесом, костром и озерами. Ты узнаешь эти запахи, хотя никогда там не был.
— Да, Роб, — говорит Дрю тихо и серьезно. — Так и есть. Ты наше больное стучащее сердце.
Бикс знает один ночной клуб на Ладлоу-стрит, и вы заваливаетесь туда. В клубе весь народ под крутым кайфом, вы вливаетесь в толпу и танцуете все вместе, заполняете пустоту между сейчас и завтра, и уже мерещится, что время развернулось и ползет в обратную сторону. Ты выкуриваешь крепкий косяк на пару с девушкой, у которой короткая-короткая челка и от этого лоб кажется сияюще-белым. Она танцует, обхватив руками твою шею, а Дрю орет тебе в ухо, перекрикивая музыку: «Она хочет, чтобы ты отвел ее к себе, Роб!» Но потом девушка сдается, а может, забывает про тебя — или ты про нее, — и исчезает.
Когда ваша троица покидает клуб, только-только начинает светать. Вы движетесь по авеню Эй на север, к ресторанчику «Лешко», съедаете там по яичнице с жареной картошкой и возвращаетесь на покачивающуюся улицу. Бикс идет посередине, обхватив одной рукой тебя, другой Дрю. На домах болтаются пожарные лестницы. Сипло гудит церковный колокол, и ты вспоминаешь: воскресенье.
Наверное, кто-то из вас первым сворачивает к пешеходному мосту, что ведет от Шестой улицы к Ист-Ривер, но на самом деле вы движетесь синхронно, все втроем, как участники спиритического сеанса. Поднимается солнце, ослепительный вращающийся металлический диск, под его ионизирующими лучами поверхность воды начинает светиться, так что не видно ни мусора, ни грязи. Мистическая, библейская картина. Ком подкатывает к горлу.
Бикс стискивает твое плечо и говорит:
— Доброе утро, джентльмены!
Вы стоите у кромки воды, среди последних клочьев ноздреватого снега, смотрите вдаль.
— Какая вода, — говорит Дрю. — Я хочу в ней плыть. — И через минуту: — Давайте запомним этот день. Даже если мы потом растеряем друг друга.
Ты видишь, как Дрю щурится на солнце, и на секунду будущее выстраивается перед тобой длинным туннелем, в конце которого стоишь «ты» — другой «ты», — оглядываешься назад. И в эту секунду ты наконец чувствуешь то самое, что отражалось в лицах людей на улицах, — будто внизу зарождается неясное движение, низовая волна, и она подхватывает тебя и несет вперед — пока не разглядеть куда.
— Нет, — говорит Бикс. — Мы не растеряем друг друга. Те времена, когда люди терялись, они скоро закончатся.
— То есть? — не понимает Дрю.
— Мы встретимся, — отвечает Бикс. — Не здесь, в другом месте. Там будут все, кого мы теряли, мы их найдем. Или они нас.
— Где? — спрашивает Дрю. — Как?
Бикс медлит, будто он слишком долго хранил тайну и неизвестно что может случиться, когда он откроет ее миру.
— Это будет похоже на день Страшного суда, — говорит он, не отрывая взгляда от светящейся воды. — Я вижу это так: мы поднимаемся над нашими телами и находим друг друга. Мы духи, и мы встречаемся все вместе. Сначала нам это кажется странным, но потом уже странно, что можно было раньше кого-то потерять. Или потеряться.
Бикс знает, думаешь ты, он всегда знал — все время, пока сидел за своим компьютером. А теперь он передает это знание нам. Но вслух ты говоришь:
— И ты наконец встретишься с родителями Лиззи?
Бикс оборачивается ко мне: его лицо застывает от удивления, он смеется — смех катится по воде.
— Не знаю, Роб, — говорит он и качает головой. — Может, с ними не встречусь. Может, и нет. Но я предпочитаю думать, что да. — Он проводит рукой по глазам (сразу становится видно, как он устал) и говорит: — Ну и раз уж мы об этом вспомнили… Пора домой.
Бикс уходит — руки в карманах армейской куртки, — но несколько минут тебе кажется, что он все еще здесь. Ты выуживаешь из бумажника свой последний косяк, и вы с Дрю выкуриваете его вдвоем. Вы движетесь вдоль Ист-Ривер на юг. Тихо, ни одной лодки на воде, и никого кругом, только под Вильямсбургским мостом два беззубых старикана с удочками.
— Дрю, — говоришь ты.
Он молча отупело таращится на воду — когда люди таращатся с таким видом, хочется тоже посмотреть, что там. Не выдержав, ты начинаешь тихо ржать, и он оборачивается.
— Что?
— Знаешь, чего я хочу? Пожить в той хижине. Чтобы ты и я, вдвоем.
— В какой хижине?
— В той, что ты построил. В Висконсине. — Он смотрит на тебя растерянно, и ты добавляешь: — Если она, конечно, там есть, хижина.
— Конечно есть.
После косяка с твоим зрением начинает что-то происходить: воздух дробится и осыпается, лицо Дрю тоже рассыпается на части, потом опять собирается, но уже по-новому — в нем сквозит подозрительность. Тебя это пугает.
— Я бы скучал по Саше, — медленно произносит он. — А ты разве нет?
— Скучал бы? — говоришь ты, замирая от отчаяния. — Да ты ее не знаешь по-настоящему.
Слева от вас появился длинный складской ангар, он тянется и тянется, отделяя вас от воды.
— И чего же, интересно, я про нее не знаю? — спрашивает Дрю своим обычным дружелюбным тоном, но он уже как будто отворачивается от тебя, и ты паникуешь.
— Она проститутка, — говоришь ты. — Проститутка и воровка. По-твоему, чем она зарабатывала в Неаполе?
И пока ты это говоришь, в ушах начинается вой. Дрю останавливается. Ты уверен, что сейчас он ударит тебя, ты этого ждешь.
— Что ты несешь, — говорит он. — Вообще, пошел на хер.
— А ты сам у нее спроси! — Ты кричишь, пытаешься перекричать вой. — Да, спроси у нее про Ларса — про шведа, который играл на флейте!
Дрю идет дальше, глядя себе под ноги. Ты рядом с ним, но твои шаги отстукивают страх: Что ты наделал? Что ты наделал? Что ты наделал? Что ты наделал? Рузвельт-драйв ревет у вас над головами, наполняет ваши легкие бензином.
