когда там проходила встреча группы, и решила зайти. Травма показалась ей знакомой, хотя у нее и не было рака. Когда пришел ее черед делиться, она просто выдала детали из книжки, которую когда-то читала. Потом мы подружились, а потом вообще стали лучшими подругами, но я опять заболела, и все вышло из-под контроля. Я ужасно на нее разозлилась. Как она могла? Как она могла подумать, что то, через что я прошла и через что проходят больные раком, может быть ей знакомо?
– Не знаю, – вздохнула я.
– Ничего более оскорбительного я никогда не слышала, – призналась Си-Джей.
– Поверить не могу, что она так сказала.
– В этой истории врала не я.
– Да, конечно, – согласилась я. – Просто… Талли постоянно играла со мной в одну игру. Выдуманную. Она говорила «что, если…» – и дальше шли какие-нибудь ужасы. Она хотела, чтобы я поняла, как мне повезло и что многим пришлось намного хуже, чем мне.
– А на этот раз игра превратилась в реальность, – сказала Си-Джей. – Как костюмированная вечеринка. Надену костюм больного и притворюсь, что в детстве чуть не умерла от рака. Это было… так унизительно. Я привела ее в «Солнечную команду», это святое место. Я всех подвела.
– Нет, не подвела, – прошептала я чуть слышно.
– Я даже не смогла рассказать Альбе. Она знает все, что я скрываю от родителей, но об этом мне слишком стыдно рассказывать.
– Мне так жаль, – всхлипнула я. – Я бы очень хотела понять, почему Талли так поступила. Теперь, когда она умерла, я многого не могу понять. Постоянно играю в игру «что, если…» и представляю, что было бы, если бы я была Талли. Она читала тонны мемуаров и работала волонтером – возможно, потому что ей самой было больно и она хотела напомнить себе, что бывает хуже, чтобы собственная жизнь не казалась ей таким кошмаром. Раньше я этого не понимала. А сейчас, только что, наконец-то поняла.
Я опять расплакалась.
– Талли несла бремя не только чужих историй, но и свое тоже. Мне очень жаль, что она причинила тебе боль. Правда. Но еще больше мне жаль, что я не знала, как ей плохо. Понятия не имела. Она знала меня лучше всех на свете. Если она так хорошо знала меня, казалось бы, я тоже должна ее хорошо знать. Но нет. Когда я в тот день уходила из дома, мне и в голову не пришло, что, когда я вернусь, ее уже там не будет.
Мы с Си-Джей опять достали салфетки.
– Я тоже думала, что хорошо ее знаю, – произнесла Си-Джей. – Но она не перестает меня удивлять. Не перестает разбивать мне сердце. Это ведь она нас всех убедила, как много причин продолжать жить. И составляла с детьми эти списки.
– А для себя она тоже такой сделала?
– Да.
– У тебя он есть? – спросила я, но как только произнесла это вслух, поняла, что, конечно же, нет, ведь он у меня.
СВТ. Список для выживания Талли. Я полезла в сумку.
– Вот что я нашла у Талли в кармане в день ее смерти, – сказала я.
Си-Джей взяла список и провела пальцем сверху вниз.
– Ты знаешь, почему она составила именно такой список? – спросила я.
– Да, – ответила Си-Джей.
И стала рассказывать: Бриолин у мистера Г., потому что, когда они однажды зашли туда вечером, женщина на сцене пела настолько хорошо, как будто была профессиональной певицей. В «Бель-Эйр» они поехали в полночь, потому что у Си-Джей там работает школьный приятель, который их пропустил. «Еще пирога» – так сказала сама Си-Джей, когда ей поставили диагноз: «Мы всё равно все умрем, так что давай съедим еще пирога». Неизвестно почему, но после этой фразы обе расхохотались.
– Черный юмор, – объяснила Си-Джей. – Но в тот момент мне это было нужно. Улисс не был отсылкой к роману Джеймса Джойса. Это вид бабочек, и они обе сделали такую татуировку. – Си-Джей вытащила ногу из-под одеяла и подняла больничную робу, чтобы показать точную копию бедра Талли. – Я хотела как-то отметить то, через что прохожу. Бабочки символизируют много всего: хрупкость, перемены, надежду. Я хотела, чтобы у нас обеих была такая татуировка, и как только это придумала, то стала переживать, что, если мы этого не сделаем, это будет плохая примета. Я предложила Талли, а она совсем не хотела татуировку, но в итоге ради меня согласилась.
– Она мне ее не показывала, но я увидела ее в больнице.
– С тех пор как-то странно, что у нас одинаковые татуировки. Я хотела удалить ее лазером, но врачи говорят, что нельзя, пока не закончится лечение. Восемь курсов позади, осталось два.
– Значит, ты на финишной прямой, – заметила я.
– Когда через это проходишь, такого ощущения нет, – возразила Си-Джей. – Ты просто варишься внутри. Каждый курс – отдельное испытание.
– Могу только представить, – вздохнула я.
– Что, если, – подколола Си-Джей.
– Что, если, – согласилась я. – Есть мысли, почему она записала научное название калифорнийского медведя?
– Не знаю.
– А яйца в закусочной? Думаю, она имела в виду закусочную «Эль-Камино». Студия йоги нашей тети находится в соседнем здании. Но у них нет никаких яиц «санни».
Си-Джей покачала головой:
– Не знаю. Прости.
– Значит, это так и останется загадкой, как история с мумиями.
– Ты о чем?
– Один мой знакомый на днях ехал в машине, а мимо проезжали люди, нарядившиеся мумиями. Они уехали раньше, чем он успел опустить стекло и расспросить их, так что теперь он никогда не узнает разгадку.
– Ого! Очень странно.
– Да, знаю. – Я помедлила. – Си-Джей, это был Адам.
– Адам… мой брат, что ли? Но как…
– Переверни листок, – попросила я. – Она записала на обороте его номер.
– И ты ему позвонила?
– Я сделала все что могла, чтобы расшифровать список Талли.
– Да он даже имени ее не знает, – фыркнула Си-Джей.
– Да, – подтвердила я. – Не знает. Но он все равно мне помог: узнал кое-что из того, что касалось Залива. Благодаря ему я в итоге приехала сюда. Он возил меня по разным местам – в «Караоке у Г.», «Бель-Эйр» и даже в Биг-Сур.
– Погоди, то есть вы с ним по всей Калифорнии разъезжали? Ты же ему про меня ничего не рассказывала?
Я покачала головой:
– Он только вчера рассказал мне про «Солнечную команду». По-моему, он и не догадывается, что у тебя что-то не так.
– Хорошо. Надеюсь, так оно и останется. Иначе он расскажет родителям.
– Он сказал, они с ума сходят от волнения.
– Если узнают, будет еще хуже.
– Когда не знаешь, хуже, – возразила я. – Узнать, что близкому
