«Ламберт и Батлер», дружище.
Уолли не знал, хватит ли ему этих денег, но зашел внутрь и попросил сигареты. Хозяин дал ему пачку и совсем немного сдачи. Уолли вышел и отдал их.
— Спасибо, мистер, я умираю от желания покурить.
Он уставился на парня.
— Не за что.
Затем он повернулся и пошел прочь. Возможно, они вели себя нахально и были слишком молоды, но, по крайней мере, у них хватало манер, чего не скажешь о владельце магазина. Уолли улыбнулся, переходя дорогу и двигаясь мимо входа в парк, огороженного сине-белой полицейской лентой. Там стояла сотрудница полиции, охранявшая вход, и он почувствовал, что его сердце учащенно забилось. Что, если она узнает, что это сделал он? Уолли почувствовал, что его кожа покрывается мурашками, а голова снова начала пульсировать.
Дежурившая женщина-полицейский посмотрела на него, и Уолли кивнул улыбаясь. Она улыбнулась в ответ, и Уолли продолжил идти. Ему нужно вернуться домой, потому что там он будет в безопасности. Кроме того, необходимо что-то делать с его сокрушительной паранойей.
Когда он наконец достиг входной двери в квартиру, то облегченно вздохнул. Зайдя в квартиру, он закрыл за собой дверь.
Повернувшись, Уолли увидел, что костюм клоуна висит на вешалке с обратной стороны двери, где он обычно его хранил. Он уронил пакет с покупками. Открыв рот от шока, он огляделся вокруг. Это же не могло быть реальностью? Как, черт возьми, он сюда попал? Должно быть, кто-то следил за ним, когда он отнес пакет с костюмом в парк. Они, должно быть, смотрели, как он выбросил пакет, а потом ждали, пока Уолли уйдет, чтобы положить его обратно.
«В этом сценарии есть только одна проблема, Уолтер: как они попали внутрь? Ты закрыл дверь за собой. Ты вернулся за ним и даже не заметил, точно так же, как убил человека в парке. Ты ведь понятия не имеешь, почему ты убиваешь незнакомцев?» Уолли покачал головой и побежал проверять окна спальни и ванной. Нет, должно быть, кто-то проник в дом через открытое окно. Оба окна оказались закрыты, и мало того, плотно заперты на маленький ключ.
Сердце бешено колотилось, а кровь стучала в голове, и он вернулся в гостиную. Может быть, у него просто галлюцинации, и костюма там вовсе нет. Уолли вошел и почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. Там во всей своей окровавленной красе висел костюм клоуна. Он висел так, словно принадлежал ему и никогда не покидал комнату. Уолли не знал, что делать и что происходит, но не мог оторвать глаз от костюма.
Лето 1950 года.
Колин не вернулся в цирк. Он не хотел оставаться там один. Никто из других артистов не стал бы ему помогать, и все стало бы совсем по-другому. Ему некуда было идти, и когда Колин вышел из больницы, то пошел бродить по рынку. Цирк оставался в городе еще два дня.
Колин ночевал в парке и радовался, что сейчас тепло; если бы пошел дождь, у него возникли бы проблемы. Теперь он не знал, что делать. Он не мог вернуться домой, потому что у него нет дома. Он был растерян и сбит с толку, когда с ним заговорила женщина, владелица киоска с овощами и фруктами. Она наблюдала за ним последние два дня, пока он бесцельно бродил.
— Что с тобой, парень? Ты выглядишь так, словно твой мир рухнул.
Он задумался, потом кивнул. Так и было. Она протянула самое большое красное яблоко, которое он когда-либо видел, и улыбнулась ему.
— Давай, бери. Похоже, тебе не помешала бы хорошая еда и горячая ванна. Неужели о тебе некому позаботиться?
Колин взял яблоко, повертел его в руках и удивился, какое оно красочное. Затем, поняв, что она сказала, покачал головой.
— Я сам по себе и не знаю, что делать и куда идти. Спасибо за яблоко. Я умираю с голоду.
* * *
Она смотрела, как он откусывает яблоко, и сок стекает по его подбородку. Он напомнил ей ее сына Фредди; его призвали, он ушел на войну воевать с этими чертовыми немцами и не вернулся домой. Это почти доконало ее, когда она не смогла попрощаться с сыном, которого боготворила с того дня, как впервые увидела. Он был таким хорошим мальчиком — всегда готовым помочь ей — и часто работал в ларьке, если у нее выдавался плохой день и она не могла выйти из дома.
Она не знала, пожалеет ли об этом, но, возможно, этот парень послан ей не просто так. Она могла бы помочь ему, не очень многим, но предложить комнату для ночлега, немного еды и одежды. Взамен он мог бы работать в ларьке для нее. Работать становилось все труднее. Окровавленные пальцы и колени болели с момента пробуждения и до сна, а если ей удавалось поспать, то это становилось просто чудом. Она протянула руку.
— Я Мэгги Уилкс, это мой ларек. Мне нужен помощник, если ты заинтересован, а взамен я могу предоставить тебе комнату и жилье. Правда, платить много не смогу.
Он взял ее руку и пожал.
— Я Колин. Я собирался стать клоуном, пока мне на голову не уронили столб, а моего друга не посадили в тюрьму.
Мэгги уставилась на него с открытым ртом.
— Что ж, дорогуша, боюсь, это будет не так захватывающе, как жизнь в цирке, но все-таки хоть что-то, пока ты снова не найдешь свой путь. Что скажешь?
Он улыбнулся ей, согласно кивая.
— Да, я говорю, да. Спасибо, Мэгги.
* * *
В камере было скудно. Но он не возражал. Это лучше, чем многие другие места, где он мог бы оказаться. Он так и не смог восстановить речь после несчастного случая в цирке, и всякий раз, когда его спрашивали, виновен ли он, пожимал плечами. Он не знал, что произойдет, но понимал, что все будет плохо. Он словно смирился со своей участью. Он не мог говорить; не мог стоять прямо, не испытывая ужасных головных болей из-за повреждений, нанесенных огромным деревянным столбом в тот ужасный день. И если он не мог работать в цирке, то и жить дальше не имело смысла.
Вчера его спросили, какое у него любимое блюдо, и он, как мог, нарисовал картинку, но даже она не вышла блестящей. Когда охранники открыли дверь и внесли поднос с жареной курицей, он съел все, вымазав подливой подбородок. Они даже принесли ему в придачу пудинг, так что он не жаловался. Когда он отправил в рот
