второй лестничный пролет, мы выходим на небольшую площадку, освещенную мигающей лампочкой. Из-за вздувшейся от сырости бордовой двери доносятся голоса и музыка.
Она разворачивает меня к себе лицом.
– Как ты считаешь, вас с Терезой можно назвать подругами?
Я не знаю, кто мы после нашей ссоры. Не знаю даже, кем были до нее. Я познакомилась с ней два дня назад, и, возможно, мне стоило быть осторожнее, держаться в стороне, но я была напугана, а Тесс поддержала меня, и я наплевала на осторожность. А теперь – возможно, все это закончилось. Как будто замкнулась цепь со слишком высоким напряжением и что-то перегорело.
– Подругами? – повторяю я. – Может быть.
Только предполагать мне и остается.
Бабушка поправляет мне лежащий на плече локон.
– Хорошо. Нужно, чтобы люди видели тебя на приеме, видели тебя с ней. Мне предстоит серьезный разговор, и не один, а семья Терезы может значительно упростить дело. – Она улыбается, тепло и серьезно. – Я обращаюсь к тебе как ко взрослому человеку, Марго. Мне нужна твоя помощь. Ты сделаешь это для меня?
Такому соблазну я сопротивляться не могу. Она делится со мной планами, приглашает меня стать их частью. Стать ее частью. Как будто знает, что ради этого я готова на все.
– Да, – вырывается у меня, прежде чем я успеваю все взвесить, – да, конечно.
Бабушка отступает на шаг, решительно кивает.
– Тогда пойдем, – говорит она. – В логово льва.
В зале не протолкнуться. На полу, покрытом линолеумом, расставлены круглые столы, в дальней части зала накрыто два фуршетных, а у столика поменьше с воткнутыми в телефон колонками, из которых льется жизнерадостный джаз, стоит со скучающим видом парень моего возраста. На стенах развешаны детские рисунки и мотивационные плакаты – такое впечатление, что зал украшали в последний момент чем придется.
Не удивлюсь, если тут собрался весь Фален: матери шикают на непослушных детей, отцы топчутся вдоль стен, в центре зала медленно танцуют две пожилые пары. За ближайшим столом сидят несколько подростков – если бы я училась в местной школе, скорее всего, мы были бы одноклассниками. В передней части зала собралось, наверно, почти все отделение полиции, один из полицейских устанавливает ящик для пожертвований.
Купленное бабушкой платье обтягивает мне ребра, молния впивается в поясницу. В стороне я замечаю Илая, но он один, без Тесс. Он тревожно озирается поверх толпы – похоже, тоже ее ищет.
Мне нужно с ней поговорить. Я должна извиниться, должна все исправить.
Я перехватываю взгляд Илая и машу ему. Секунду он явно размышляет, не сделать ли вид, что не заметил, но потом поднимает руку и машет в ответ с такой улыбкой, как будто изо всех сил старается быть вежливым.
– Можно мне… – начинаю я, но бабушка не дает мне договорить.
– Встречаемся в шесть в машине, – говорит она. – Веди себя прилично, невеличка. – И она почти крадучись направляется через зал к группе мужчин, которые вполголоса что-то обсуждают.
Невеличка. Я почти чувствую себя счастливой. Почти.
Только бы избежать общения с полицией. Я поспешно подхожу к Илаю, который сосредоточенно сооружает две башни из ломтиков сыра на своей бумажной тарелке.
– Привет, – говорит он, не поднимая глаз. – Погоди. У меня тут процесс.
– Без проблем. – Наверное, стоит сказать спасибо, что он вообще разговаривает со мной без побудительного тычка от Тесс.
– Готово, – наконец говорит он. Насаживает квадратик сыра на зубочистку, сминая яркий целлофановый плюмаж. – Чеддер?
Я закатываю глаза.
– Нет, спасибо. Ты не видел Тесс?
Илай мотает головой. Он держится от меня на почтительном расстоянии, словно хочет показать окружающим, что общаться со мной ему не по душе.
– Нет. Но, думаю, она скоро будет.
Я оглядываю зал, но люди сливаются в одну массу, из которой отчетливо выделяется темная форма полицейских. Андерсон и Коннорс наверняка тоже тут. Я уже успела забыть, что полицейское отделение Фалена состоит не только из этих двоих, но тут узнаю третьего полицейского с места пожара: он стоит у стола и складывает себе что-то вроде сэндвича с пастрами.
Ни Тесс, ни ее родителей. Я снова поворачиваюсь к Илаю.
– Ты вообще с ней сегодня разговаривал?
Илай снимает с тарелки верхний слой сыра и отправляет его в рот.
– Она мне писала вечером, – говорит он. – Но я толком ничего не понял.
Может, она рассказала ему, что не так.
– Можно взглянуть?
Пауза затягивается. Ответ – нет.
– Ладно, как хочешь. – Готова поспорить, речь шла обо мне. – Пойду ее поищу.
Он смотрит поверх моего плеча, и у него округляются глаза.
– Можешь не утруждаться, – говорит он.
Двадцать три
Я оборачиваюсь. Тесс в сопровождении родителей захо- дит в зал. На ней легкое платье в полоску, с пышной юбкой, облегающим верхом и приспущенными на плечи бретелями. Волосы убраны в пучок, и издали кажется, что над ее прической тщательно поработали, но, когда она поворачивает голову, демонстрируя непривычно пустой взгляд и красные глаза, я вижу, что волосы кое-как прихвачены кислотно-зеленой резинкой.
Мистер и миссис Миллер по обеим сторонам от Тесс выглядят не в пример лучше. Оба одеты с иголочки: он – в полосатой рубашке и свободных летних брюках, она – в бледно-голубом платье в одном стиле с Тесс. В отличие от дочери, они подчеркнуто собранны, но, присмотревшись, я вижу, что глаза у них такие же красные, а плечи так же напряжены.
Ерунда какая-то. Да, вчера Тесс показалась мне немного подавленной, но не настолько же. Не говоря уж о миссис Миллер.
Илай тоже наблюдает за ними, плотно поджав губы.
– Не нравится мне это, – говорит он.
Они проходят мимо нас в переднюю часть зала, где собрались полицейские. Я замечаю, что рука миссис Миллер лежит у Тесс на спине, не давая сойти с курса. Ее взгляд останавливается на Илае, и я невольно вздрагиваю от холода в ее глазах. Ни приветствия, ни дружелюбной улыбки для лучшего друга ее дочери.
– Зашибись, – бормочет он. – Видимо, снова наломала дров и свалила все на меня. Как обычно.
Не исключено, что так оно и есть, но я вспоминаю, какой напряженной она была вчера.
– Я в этом не уверена, – говорю я. – Мне кажется, дело не в этом.
– Скоро узнаем.
В зал заходит еще один полицейский в форме, он снимает фуражку и озирается. Это Коннорс. На секунду наши глаза встречаются, и я поспешно поворачиваюсь к Илаю. Он кривится.
– Чего ты такая дерганая? – говорит он. – Ладно, я пойду. Возьму еще сыра.
– Погоди!
Если я останусь одна, Коннорс обязательно подойдет и попытается вытрясти из меня информацию – информацию, которой у меня нет. Слишком поздно. Илай уже на пути к фуршетному столу,