жестко и безапелляционно.
Сейчас же слезы просто текли, и она ничего не могла с этим поделать. Аккурат до того момента, когда Лорхорн оказался рядом. Так непростительно близко, что ее обожгло. Ярко, сильно и остро, совсем как тогда, на острове. Еще до того, как его пальцы коснулись ее лица, а его губы – ее губ.
Наверное, попытайся он ее пожалеть или начни утешать, Женевьев бы быстро пришла в себя и все-таки выставила зарвавшегося мальчишку за дверь, но этот поцелуй окончательно изменил все.
Просто потому, что она его помнила. Точнее, их. Эту жесткую силу, этот напор, совершенно не ассоциирующиеся у нее с Лорхорном… по какой-то причине. Вспомнившее прикосновения тело вспыхнуло огнем, от которого у Женевьев закружилась голова. Хотя возможно, она кружилась от поцелуя, от скольжения пальцев по влажным от слез щекам. Она задыхалась, не в силах справится с нахлынувшими на нее чувствами, поэтому вцепилась в его плечи.
Дернулась, когда он толкнул ее к столу, усаживая на него и вклиниваясь между ее бедер. От этой грубости юбка задралась, и нежной кожей бедра она сейчас ощущала грубую ткань его брюк. И не только. Лорхорн потянул ее на себя, давая почувствовать всю степень своего возбуждения.
Она сдавленно застонала ему в рот, и собственный низкий, порочный, глубокий стон прозвучал, как удар хлыста.
Она переспала с адептом на островах.
И она готова сделать это сейчас. Снова. Повторить это безумие в магистерской…
Лорхорн не просто младше ее, он ее ученик, это как минимум.
Какой кошмар!
Женевьев уперлась ладонями ему в грудь, с силой отталкивая. Он не ожидал, поэтому инициативу перехватит не успел и отступил на несколько шагов. Женевьев же спрыгнула со стола, стараясь не думать о том, как сейчас выглядит и как выглядела еще несколько мгновений назад.
– Никогда. Больше. Не смейте этого делать, адепт Лорхорн, – произнесла металлическим тоном. – Это понятно?
Парень облизнул губы. В его глазах горела та самая безуминка, которую она помнила по островам. Та, которой еще совсем недавно не было. Или он тщательно ее прятал.
– Как скажете, магистр Анадоррская, – произнес он, и его тон не оставлял никаких надежд на то, что он ее послушает.
– Вы помните, что я сказала в детском доме?
– О том, что я не вашего круга? Вполне! – он усмехнулся. – Но знаете, это вовсе не мешало ни мне, ни вам. Тогда. Да и сегодня.
Женевьев задохнулась от прозвучавших в его голосе интонаций: насмешливых, резких… уверенных. Как будто магистром здесь был он, а она – несмышленой адепткой.
– Это никогда больше не повторится, – отрезала она.
Но, вопреки всему, Лорхорн улыбнулся.
– Ну разумеется, – ответил он, а после обошел стол, легко разомкнул запечатывающее заклинание и вышел.
Оставив Женевьев одну с пылающими щеками и… не только щеками. Но один плюс у этого разговора все-таки был: теперь ей совершенно точно расхотелось себя жалеть.
Глава 26
Лена
– Ты уверена, что все будет хорошо? – Соня посмотрела на меня с сомнением.
Что удивительно, потому что из нас двоих по поводу ритуала встречи с матерью сомневалась именно я. До определенного момента. Чем больше я над этим работала, чем больше проверяла схемы заклинаний – до малейшего узла, тем меньше оставалось сомнений. Сегодня же я была уверена в своей силе, как никогда раньше, поэтому вопрос меня удивил. Если не сказать, разозлил.
– Ты передумала? – уточнила я, чувствуя странное, ворочающееся внутри раздражение.
– Что? Нет! – Соня накрыла ладонями мои руки. – Просто я беспокоюсь о тебе.
Раньше не беспокоилась. Я чуть не сказала это вслух, вовремя прикусила язык, но Соня и впрямь изменилась. Она даже с Сезаром начала нормально общаться. Я видела, как они встречаются – точнее, как он встречает ее в холле Академии, чтобы забрать домой. Привычной резкости как не бывало. Да, она слегка напрягалась в его руках, но… не больше. В ответ на мой вопрос Соня сказала только:
– Я люблю его. А в чем дело? – Так, будто напрочь забыла обо всем, что произошло. Давить на подругу и заставлять ее вспоминать мне совершенно не хотелось, да, если честно, я была только за, что у нее наконец-то начались нормальные отношения с отцом ее ребенка. Как ни крути, а во время беременности такое точно не помешает. Зато помешают лишние расспросы на тему случившегося.
Поэтому я решила не трогать эту тему, по крайней мере, до рождения малыша. Тем более что Сезар пылинки с нее сдувал, это было настолько очевидно, что даже слепой заметил бы. По голосу, когда он к ней обращался, с такой невыносимой нежностью, осторожностью, словно она была хрупкой вазой.
Может быть, отчасти поэтому она и перестала так акцентировать внимание на встрече с матерью. Тем не менее я переспросила еще раз:
– Ты точно уверена, Сонь? Потому что если нет уверенности, ничего не получится.
– Как это зависит от моей уверенности?
– Напрямую. Магия так работает. Если ты в глубине души не готова, заклинание может не сработать.
– Да нет. Нет, я готова, – тут же поспешно сказала она.
Мы с ней сидели в зале для тренировок Сезара. Валентайн все-таки накрыл их поместье той же самой защитой. Единственной «свободной зоной» оставался как раз этот зал. Единственным свободным временем – время, когда Сезара отправили в гарнизон с проверкой. Он должен был на месте убедиться, что вся защита рабочая, а все необходимые меры предосторожности приняты.
– Я волнуюсь за него, – произнесла Соня.
– За Сезара?
– Да.
– Почему?
– Ты еще спрашиваешь? Он в гарнизоне. Такое ощущение, что Ферган хочет от него избавиться.
– Не накручивай, – хмыкнула я и кивнула на блюдо с кинжалом, стоящее между нами, но подруга туда даже не взглянула.
– У него куча командующих, которых он мог отправить с этой проверкой. В том числе Валентайн.
– Валентайн и так многое делает для Даррании, не находишь? – Я коснулась ее ладони. – Сонь, я тебя понимаю, ты переживаешь. Но подумай вот о чем, может быть, это просто гормоны?
– При чем здесь гормоны?
– При том, что ты беременна. А беременность делает тебя слегка…
– Нервной?
– Впечатлительной, – сказала я. – Это просто проверка. Он же не отправляет его туда надолго.
– Ладно. Хорошо. Ты права. – Соня глубоко вздохнула и тут же произнесла: – Лен?
– Что?
– Ты согласилась на театральный кружок?
Я фыркнула. Главную роль в театральной академической постановке мне предложили спонтанно, да еще ни кого бы то ни было, а роль Марики Хеллер, той самой возлюбленной принца Коммелана, которая косвенно стала причиной его смерти. Парень все это так красочно
