— Ты сейчас такая красивая, — надтреснутым голосом проговорил он, и в лицо пахнуло жаром от камина.
Пальцами расчесала пряди. Ну, как могла, так и расчесала. Протянула руку и взяла кружку.
— Почему ты меня спросила о Диане? — сипло продолжил Костя, и Оля чуть ее не уронила.
Поспешно отхлебнула горячий чай и постаралась принять максимально незаинтересованный вид.
— Просто так. Ничего не подумай, обычное женское любопытство. Ты уехал к ней, вы столько времени вместе, вместе приехали на бал… Да и бывшая твоя тоже…
— Бывшая? Жанна? Что она хотела от тебя? И почему ты решила, что мы с Дианой вместе?
— Костя, — Оля уставилась в кружку, чувствуя себя неуютно под тяжелым сверлящим взглядом, — все нормально. Мы с тобой расстались, ты заключил контракт с женщиной, к которой, по словам своей бывшей любовницы, всегда возвращаешься. Извини, что спросила, давай тогда лучше помолчим, потому что я честно не знаю, о чем нам разговаривать.
Набралась смелости и посмотрела ему в глаза. Костя повернулся к ней всем телом и переплел руки на груди.
— Значит ты решила, что я уехал к Диане?
— Тебе не стоило преподавать мне уроки геометрии, — тихо ответила Оля, кружа пальцем по ободку чашки. — Ты мог сам сказать правду.
— Вот как. И кто же тебе это напел? — она даже рот не успела открыть, как он догадливо прошипел. — Юлька! Сучка малая… Она подслушивала, я видел. И ты решила, что я с Дианой…
— Ты сам сказал, что у вас контракт, — полушепотом подтвердила Оля. — А еще президентский люкс с шестью спальнями.
Аверин прикрыл глаза и тихо ругнулся.
— Контракт! — поднял голову и растер лицо. — Это не тот контракт, что ты подумала, Оля. Она меня наняла. Диана утверждала, что ее решили убрать остальные претенденты на наследство и хотела, чтобы я копался во всем этом дерьме. Я отказывался, она меня донимала с первого же дня, как умер ее муж.
Оля ушам не верила.
— Почему отказывался?
— Потому что ненавижу семейные разборки, потому что считал это блажью. И потому, что между нами больше ничего нет.
— А… было?
— Да, — Костя втянул воздух. — Я любил Диану. Долго.
— Долго? — прошептала она почти беззвучно. — Это сколько?
— Пятнадцать лет.
Оля поднесла чашку к губам, пытаясь скрыть потрясение, но получалось плохо. Пальцы дрожали, кровь прилила к щекам и пульсировала в затылке. В ушах шумело.
Костя привалился спиной к камину, потом обернулся на огонь. Встал, принес от двери связку дров — упакованные в сетку, Европа же! — и подбросил несколько штук в топку. И снова оперся спиной о камин.
— Мне было восемнадцать, когда я ее увидел, — хриплый голос Аверина казался чужим и незнакомым, — а ей шестнадцать. Они с подружкой в парке ели мороженое. Я влюбился сразу, это как контрольный в голову. Подошел и предложил встречаться. У нее брат был, он пришел мне морду бить, кричал, что она еще школьница. Я ему сломал нос и пообещал, что подожду, пусть закончит школу.
«Ты только так и делаешь», — хотела сказать, но не сумела выдавить ни слова.
У Кости в руках появилась знакомая плоская фляжка. Он сделал глоток и продолжил говорить, глядя перед собой.
— Честно ждал, никого близко не подпускал. С ее братом, Максом, стали друзьями. Когда Диане исполнилось восемнадцать лет, мы с ней начали встречаться. Потом убили Юлю с Арсентием, и я забрал Клима. Разругался с отцом, ушел с Климом в студенческую общагу, работал на нескольких работах сразу. А потом Диана забеременела.
Он замолчал, Оля затаила дыхание. Она знала, чувствовала, что он сейчас скажет то, что ей непросто будет услышать. Хотела остановить, но язык совсем отказывался подчиняться.
— В двадцать один год я не мечтал стать отцом. Но у меня и в мыслях не было отказываться от ребенка. Я сделал Диане предложение, собирался сдать сессию и взять академотпуск. Или перевестись на заочное. Нашел еще одну подработку, я бы потянул. Но она решила иначе. Мы не могли подать заявление, потому что Диана вдруг потеряла паспорт. Пока его восстанавливали, срок уже был три месяца. А потом…
Его голос стал совсем мертвым, и Оля сжалась в комок.
— Не надо, Костя, пожалуйста…
Но он не слышал и упорно продолжал говорить, вбивая в пространство каждое слово.
— Я уехал в другой город, меня отправили сопровождать груз. Клима оставил на ребят в общаге. Случился форс-мажор, мы застряли на трассе. Мобильного тогда еще не было, позвонить не мог. А когда вернулся, мне сказали, что Диана решила, будто я уехал к любовнице, и пошла на аборт. Я побежал в больницу, но меня не пустили. Сказали, что ее забрали в операционную. Возле отделения собрались интерны, я уговорил одного, и он за деньги отдал мне свой халат и бейджик. До сих пор помню, как физически ощущалась каждая упущенная секунда. Но я все равно опоздал. Когда прибежал в операционную, Диану уже увезли. А потом…
— Нет, Костя, — Оля вцепилась в плед, — не надо!
Он протянул фляжку, она замотала головой. Аверин смотрел не на нее, а сквозь нее. Фляжка осталась стоять на полу.
— Я увидел его. Своего ребенка. В отсеке для сбора медицинских отходов. Там… как спичечный коробок… Фрагменты, ты врач, ты знаешь… Такой маленький…
— Это… Это была девочка? — ее трясло, в ушах стоял тонкий вибрирующий звон.
— Нет, — Костя качнул головой, — это не могла быть девочка. У меня же нет икс-хромосомы, разве ты забыла?
Оля наклонилась вперед, и слезы — крупные, как горошины — закапали просто на пол.
— Что… Что было дальше?
— Дальше? Дальше я заплатил санитарке, она вынесла мне контейнер. Я шел с ним по коридору и клялся, что больше ни один мой ребенок не попадет в такой контейнер. Диана во всем обвинила меня, сказала, что все к лучшему, что она не собиралась связывать свою жизнь с нищебродом и неудачником, и уехала. Я долго считал себя виноватым. Но я сдержал слово, которое дал своему сыну.
— Сыну?
Аверин сфокусировал на Оле взгляд и будто очнулся. Расширил глаза, вскочил и встал возле нее на колени.
— Оленька, милая, не плачь, — прижал к себе, закутанную в плед. — Я не думал, что ты так все воспримешь. Ты же врач! Видишь, я теперь все время об этом помню.
Костя пытался шутить, а она прятала мокрое от слез лицо у него на груди.
— Что ты сделал с контейнером, Костя?
— Поехал на кладбище, напился с начальником, купил место. Мужики помогли вырыть яму, у меня как раз были деньги, я им заплатил, и мы похоронили моего сына. Тогда я впервые понял, как много можно обойти преград, когда у тебя есть деньги.
— Ты хочешь сказать, — Оля заглянула ему в лицо, — что эта могила до сих пор есть?
