ней помыться, возможность привести себя в человеческий вид, я не хочу ничего уточнять и просто поднимаюсь на второй этаж. Желтую дверь в конце коридора долго искать не приходится.
Душевая в «Раю» мало чем отличается от душевых в самом лагере. Разве что плитка чище и пахнет лучше. Какими-то персиками.
Я оставляю свою одежду у входа, не хочется пачкать это место уличной грязью. Открываю вентиля и встаю под струи горячей воды, чувствуя, как тело бьет холодный озноб. Кожа моментально краснеет и покрывается пятами, но это чувство настолько приятное, что хочется стоять под струями горячей воды вечно.
Как же давно я не принимал такого душа.
Краду у девчонок гель, и плевать, что буду пахнуть слащаво. Все лучше, чем запах пота и помоев. Намыливаю голову, тело, и смотрю, как белая пена становится серого цвета и, сползая вниз, утекает вместе с водой в сливное отверстие. Грязь под ладонями скатывается, и я оглядываюсь в поисках мочалки, надеясь, что хоть что-то за нее сойдет. Но замечаю наблюдающую за мной Госпожу и лишь усилием воли остаюсь невозмутим.
Она смотрит на меня оценивающим взглядом, будто я товар в антикварной лавке, а она — оценщик, решающий, какую цену поставить очередной попавшей в ее руки безделушке.
— Почему ты никогда к нам не заглядывал? — спрашивает она, смотря намного ниже моих глаз.
Так вот как чувствую себя девчонки, когда мы смотрим чуть ниже их ключиц.
Неприятно.
— Расценки дороговаты, — отвечаю я, незаметно удивляясь тому, что мой голос остается ровным и спокойным. — Лишние жетоны нынче на дороге не валяются.
Госпожа улыбается, надо сказать довольно обворожительно. Да и в принципе стоит отдать ей должное, в этих спартанских условиях содержать бордель, да еще и в таком приглядном виде, требует немало усилий. Госпожа отдает себя этому месту и никому не позволяет обижать своих девочек.
Сутенерша с понятиями.
— Для мужчин, имеющих достоинство, — говорит она не без намеков, выгибая бровь, — и скидку дать не жалко.
— Что ж, учту на будущее.
— Учти.
Уходить она не собирается. Но делать нечего, «Рай» — ее территория. И здесь действуют ее правила. Хочет поглазеть? Пусть смотрит, я не из стеснительных. К тому же меня только что оценили по достоинству, грех лишать женщину удовольствия любоваться чем-то прекрасным.
Поворачиваюсь к ней спиной, но продолжаю ощущать на себе ее пристальный взгляд.
Это длится еще несколько минут, а после ей, видимо, надоедает.
— Как закончишь, приходи в нашу гардеробную. Дверь будет открыта — не пропустишь. Приведем тебя в порядок.
По полу тянет сквозняк, и я остаюсь один.
Горячая вода продолжает стекать по моему телу до тех пор, пока из душа не начинает литься холодная, оповещая о том, что накопительный бак иссяк свои запасы, и мне пора закругляться. Но даже так я еще несколько минут стою, окруженный остывающим кафелем, и лишь когда икры начинает покалывать, принимаю неизбежное, оборачиваясь к выходу, и не нахожу ни своей одежды, ни оставленного вместо нее полотенца.
— Вот же…
Хорошо, Госпожа, я не из стеснительных.
В коридоре холодно, двери слегка приоткрыты.
Госпожа устроила своим девушкам небольшое представление и тихие смешки из-за дверей только убеждают меня в том, что за моим шествием наблюдают. Ну ничего, думаю я, пусть смотрят и веселятся. Не так уж я плох.
Во всем коридоре лишь одна дверь оказывается по-настоящему открытой нараспашку, в комнате за ней я и нахожу Госпожу. Она стоит у туалетного столика и смотрит на меня через зеркало. В окружении металлических вешалок и десятков нарядов на них она похожа на театральную приму. И это тоже ее владения.
— Присаживайся, — произносит она, подвигая ко мне стул с набросанными на него полотенцами. — Не замерз?
Издевается и насмехается. Это в ее натуре.
— Разве что слегка, — отвечаю я, подходя ближе и садясь на предложенный мне стул.
На туалетном столике стоит плошка с густой белой пеной — меня собираются побрить. Привести в человеческий вид. Но прежде чем заняться моим лицом, Госпожа берет в руки ножницы и пластмассовый гребень.
— Готов вспомнить, как выглядел до своего прихода сюда? — шепчет она мне на ухо, смотря в глаза моему отражению.
Ее теплое дыхание заставляет все тело содрогнуться от волны мурашек.
— Я почти не изменился.
В ответ мне посылают короткую усмешку.
— Здесь все меняются.
Госпожа ловкими движениями избавляет меня от волос, они летят к полу, ножницы издают глухое «чих-чих». Каких-то десять-пятнадцать минут и моя новая прическа готова. Госпожа не дает мне возможности вглядеться в зеркало, запрокидывает мою голову назад и меняет ножницы на плошку с пеной. Обмазывает ею мое лицо и шею.
— Доверяешь мне? — спрашивает Госпожа, показывая опасную бритву.
Ее остро наточенное лезвие вызывает в душе неприятное чувство тревоги. Одно движение — и у Семена даже не будет времени меня подлатать.
— Доверяю Вашему здравомыслию, — произношу я, говоря как можно учтивее.
Госпоже нравится, когда ей подчиняются.
— Что ж… приступим.
Возможно, она и вправду была здравомыслящей женщиной, а возможно, ей просто не хотелось забрызгать свою гардеробную кровью. Но в любом случае, ни на моем лице, ни на моей шее после бритья не осталось ни единой красной полоски. Воистину, женщины удивительные создания, при самостоятельном бритье я частенько себя резал, чем изрядно подбешивал отца.
— Любуйся моими стараниями, а я пока подберу тебе что-нибудь из одежды.
Никогда прежде я не смотрел в зеркало с таким отвращением. Проведенные в Клоаке два года сказались на моем лице — я выгляжу намного старше, чем есть на самом деле. Без щетины и отросших волос я похож на того Костю, что вместе с Тохой спустился в метро после матча, но я им не являюсь. Жизнь в этом городе меня изменила.
Здесь все меняются.
Госпожа оказалась права.
Отворачиваюсь от зеркала, но затравленный взгляд собственного отражения так и стоит перед глазами.
— Вот, это должно тебе подойти.
Госпожа собирает для меня комплект одежды, и я спешу примерить обновки.
— Пахнет затхлостью, но все чистое, — утверждает Госпожа.
А мне плевать, ношеное оно или нет.
Под ее пристальным взглядом натягиваю на себя все, что оказалось в моих руках.
— Ты погляди на себя, как влитое село, — говори она, любуясь своей работой.
Джинсы цвета темного графита с дырками на коленях и небрежной потертостью, на мой взгляд, слегка узковаты снизу, но все лучше моих прежних штанов. Черная футболка без опознавательных знаков с принадлежностью к какому-то бренду украшена лишь кармашком на груди. Я бы не отказался от какого-нибудь яркого пятна, а то
