Но я по-прежнему не хотел ввязываться в этот бой. Даже если меня в него будут тянуть насильно, я приложу максимум усилий к тому, чтобы никого не убивать.
— Два! — процедил солдат, поднимая винтовку.
Мои руки не оттягивали три с лишним килограмма винтовки, поэтому я их вскинул быстрее. Сразу в стойку — левая вытянута, правая согнута кистью возле уха. Лук появился в руках уже натянутым, и уже со стрелой на тетиве, смотрящей в землю передо мной.
Глаза солдата расширились, и он выжал спуск, даже еще не до конца подняв оружие и уж тем более не досчитав до трех.
Но я выстрелил раньше.
Грохот длинной очереди ударил по ушам, винтовка плюнула потоком свинцовых шершней, но все они моментально увязли в куполе, вспухшем из того места, куда я выстрелил стрелу. Замедлившись до такой скорости, что их можно было бы легко обогнать шагом, пули поползли сквозь купол, как деловитая вереница муравьев по пути к муравейнику.
Я бы очень хотел этим ограничиться, и ничего больше не делать, но я не мог себе этого позволить. Через несколько секунд защищающий нас купол исчезнет, и солдат получит открытую линию огня, упирающуюся в наши с Никой спины. И в этот раз, — не сомневаюсь, — он откроет огонь без промедлений.
При этом даже лишить его оружия — не поможет. Совсем недалеко на телах его коллег лежит добрый десяток таких же штурмовых винтовок — подходи и бери.
Поэтому, скрепя сердце, я натянул лук еще раз и выстрелил в солдата. В ногу. В ступню.
В отличие от вражеских пуль, моя стрела легко прошила купол, попутно разбив одну из них в мелкое крошево, и вонзилась в жесткий черный ботинок, пришпиливая его к земле.
Надо отдать должное солдату — он даже секунду игнорировал повреждение. Дострелял до конца магазин винтовки, и только потом рухнул на бок, не в силах стоять на поврежденной ноге. Теперь он еще долго не сможет на ней стоять, ведь вместо обычной стрелы с гладким наконечником в этот раз я выстрелил точной копией тех стрел, которые в прошлой жизни использовал для убийства без всякой праны — с толстым и тяжелым трехлезвийным наконечником, который рвет кровеносные сосуды и легко ломает тонкие кости, при этом деформируясь и нанося еще больше повреждений.
Я мог бы зарядить стрелу так, чтобы она взорвалась, вонзившись в цель, но для солдата это означало бы гарантированно остаться инвалидом, а то и умереть от потери крови в очень скорой перспективе. Сейчас же у него есть все шансы через время вылечиться и даже не сильно пострадать в будущем. Если он не будет лезть на рожон.
Даже не в состоянии стоять, даже наполовину ослепленный болью, солдат все равно пытался в положении лежа перезарядить свою винтовку. Он уже нашел магазин в кармане на разгрузке, но никак не мог его выдернуть — не замечал того, что магазин прихвачен сверху резинкой. Все тянул его вверх, пальцы соскальзывали, он беззвучно матерился и хватался за него снова. Понять, что идет не так он не мог — он туда не смотрел. Он просто не мог оторвать свой полный ненависти взгляд от меня.
Я подошел к нему, обойдя пузырь, пули внутри которого уже практически прошли насквозь, и наступил на винтовку, не давая ее поднять. Второй ногой пихнул солдата в грудь, опрокидывая на землю, нагнулся, отцепил оружейный ремень от оружия, поднял его, размахнулся и отшвырнул так далеко, как только смог. Посмотрел на набедренные ножны, немного подумал, вытащил из них нож, срезал ножны с пояса, и вместе с ножом забрал себе — еще пригодится.
— Сука… — прошипел солдат сквозь зубы. — Знал же, что надо в спину стрелять! Ублюдок…
— Я могу убить тебя прямо сейчас. — спокойно сказал я. — Но я не буду этого делать. Именно потому что я не ублюдок и вообще не тот, кем ты меня считаешь… Кем бы ты меня ни считал. Я никому не хочу зла, и, если бы ты дал нам спокойно уйти, ничего бы не было.
— Рассказывай. — усмехнулся солдат. — Лучше добей меня, потому что иначе вам обоим будет хуже!
— Хуже, чем сейчас? — улыбнулся я. — Валяй, будет интересно посмотреть.
Я развернулся и пошел обратно к Нике, которая стояла и невозмутимо рассматривала ноготь, словно прикидывая, когда будет пора записаться на маникюр.
— Идем. — я мотнул головой, проходя мимо.
— Угу. — отозвалась Ника. — А ты уверен, что нам не повредит это?
— Ты о чем?
— Ну, то, что он делает. — Ника кивнула на солдата.
Я остановился и обернулся.
Громко зашипело, сверкнуло красным, и из руки раненого в небо устремилась дымная красная ракета. Отбросив в сторону пустой тубус, солдат поднял на нас ненавидящий взгляд и усмехнулся бескровными губами:
— Ну что, твари? Говорил я, что будет хуже. Теперь уже ничего не изменить, даже если убьешь меня.
— И что ты сделал? — поинтересовался я, встав напротив и сложив руки на груди.
— Все, что от меня требовалось. — оскалился солдат, шаря по груди, будто пытался нащупать что-то. — И даже немного больше.
— Что означает красная ракета? — не отставал я. — Я уже видел, как их выпускали другие ваши люди на всей территории академии, что они значат?
— На всей территории? — просиял солдат. — Значит всей вашей академии — крышка! Вы все тут — трупы! Все, кто оказывает хотя бы намек на сопротивление — все трупы!
— Да объясни ты нормально! — не выдержал я. — Что вы притащили?! Отраву?! Бомбу?! Что вы задумали?!
— Сейчас тебе все объяснят… — блаженно улыбнулся солдат, закрыл глаза и облизнул пересохшие губы. — Вот прямо сейчас…
— Серж! — закричала из-за спины Ника. — Слева!
Таким голосом кричат только если происходит одно из двух — или что-то опасное, или что-то неопасное, и выглядящее опасным.
Но я и сам уже периферийным зрением заметил какое-то движение на самой его границе. даже не движение, а его короткий всполох, мгновенный росчерк чего-то, что мелькнуло и тут же исчезло. Чего-то, а, вернее, кого-то, кто знает и понимает, как заходить с мертвой зоны не ждущего атаки противника, но не подозревающего о том, что у меня эта мертвая зона благодаря постоянным тренировкам намного уже, нежели у обычного человека.
Но даже предупрежденный об атаке, все, что я успел сделать — это встать, развернуться к опасности лицом и вскинуть перед собой в глухой защите руки.
А потом передо мной просвистел темный вихрь, на мгновение остановился, крутнулся на пятке и впечатал безумный удар пяткой прямо в мои сомкнутые предплечья!
Никогда в жизни я бы не заблокировал такой удар! Даже лучшие имперские гладиаторы, прошедшие сотни и сотни часов тренировок, сотни и сотни боев никогда не показывали даже близкой к этому скорости!
Пока мозг лихорадочно навивал на предплечья столько защитных слоев праны, сколько получится, организм реагировал на автомате — ноги расслабились, лишая тело опоры, центр тяжести двинулся вниз, рефлекторно готовясь к тому, что удар пробьет блок и меня все равно снесет на землю — так хоть сделать это минимально травматично…
