крепкая оборона красных быстро развалилась. Один из бронепоездов ушёл на Екатеринодар, а другой, с командой матросов на борту, задержался верстах в двух за окраиной станицы, поливая свинцом из нескольких пулемётов 5-ю юнкерскую роту марковцев, которая обстреливала его с дистанции 200–300 шагов. В какой-то момент паровоз окутался густым облаком пара и встал. Почуяв удачу, юнкера бросились к составу и в короткой рукопашной схватке перебили всех матросов.
В это время в Георгие-Афипской шло истребление не успевших уйти из станицы красноармейцев. Они шарахались кто куда, прятались по домам и закоулкам, но мало кому удалось спастись от карающей руки добровольца. Ушедшие на Екатеринодар красные тоже не унимались. До позднего вечера их артиллерия обстреливала станицу.
После 18 часов для встречи главнокомандующего генерал Богаевский построил свою бригаду на площади у станции. «Здесь генерал Корнилов благодарность свою полку выразил в таких словах:
– Спасибо вам, Корниловцы, за вечное дело!
Теперь трудно даже представить себе, какое впечатление произвели эти слова нашего Вождя и Шефа полка на измученных боем ударников. У многих катились слёзы из глаз от восторга, и гремело торжественное “ура”»[255]. При взятии Георгие-Афипской у корниловцев выбыло из строя до 50 человек. Когда части построились на площади, то стало заметно, как мало осталось в строю тех добровольцев, которые вышли из Ольгинской. Теперь их ряды пополняли кубанцы.
«Полки как всегда соперничали в доблести, не омрачённой ревнивым чувством, – отмечал А. И. Деникин. – Когда Корнилов благодарил командира Партизанского полка, генерала Казановича, за взятие станицы, он ответил:
– Никак нет, Ваше Высокопревосходительство. Всем успехом мы обязаны Митрофану Осиповичу и его полку…»[256]
Оставленный в Новодмитриевской огромный обоз, где в походном лазарете одних раненых было около 700 человек, измучился в ожидании вестей об исходе боя. Сырым ранним утром он выдвинулся из станицы. Моросил мелкий дождь. Обозный поезд растянулся на несколько вёрст. Ехал он медленно, с продолжительными остановками. Как всегда, в тылу циркулировали противоречивые слухи то поговаривали, что наступление застопорилось, то утверждали, что победа близка.
Как только красные бросили фронт и началось их преследование, в тыл полетело распоряжение штаба – немедленно выдвигаться в Георгие-Афипскую. Обоз начал прибывать на станицу, когда бой ещё не закончился, и некоторые подводы попали под обстрел уходящего на Екатеринодар бронепоезда.
До самого утра подтягивались и устраивались в станице многочисленные повозки походного лазарета, гражданских беженцев и разнообразного обозного хозяйства. Из-за этих так называемых «главных сил» выступление армии сильно задержалось.
Глава вторая
Переправа через Кубань и начало осады Екатеринодара
Перед рассветом 25 марта (7 марта), для демонстрации, генерал Марков лично повёл батальон кубанцев и роту Офицерского полка вдоль полотна на Екатеринодар. Кубанцев он выдвинул к разъезду Энем, а марковцы свернули налево и, подойдя к Кубани, встали в нескольких верстах от железнодорожного моста. Роте отводилась роль заслона, на случай движения противника вдоль Кубани в сторону переправы у Елизаветинской.
Днём, по всем правилам демонстрации, кубанский батальон обозначил наступление на Энем. Красные приняли бой и подтянули подкрепление из Екатеринодара. Артиллерийским и пулемётным огнём, и манёвром, их поддерживал бронепоезд. Кубанцы остановились и ограничились перестрелкой, изображая готовность к наступлению.
Свернувшей налево в плавни роте марковцев отводилась роль заслона на случай движения красных вдоль правого берега к переправе. На своей позиции они простояли весь день 25 марта (7 марта), а ночью к ним приехал генерал Марков. В это время неожиданно посты сообщили о приближении какой-то колонны. Оказалось, что это из-под Энема пришёл кубанский батальон, которому следовало изображать подготовку к наступлению на железнодорожный мост. Оставшись одни перед фронтом красных, не имея связи, кубанцы занервничали и, решив, что про них попросту забыли, самовольно ушли к переправе.
В то же время в Георгие-Афипской интенсивно шла подготовка к походу на переправу у Елизаветинской. Но только после полудня боевые части стали выдвигаться из станицы, взорвав железнодорожный мост. В голове колонны шла 2-я бригада, за ней потянулись многочисленные и пёстрые «главные силы», а основная часть 1-й бригады оставалась в Георгие-Афипской до утра 26 марта (8 апреля) для прикрытия тылов армии. Штаб армии тоже заночевал в станице.
Наступать на Екатеринодар кратчайшей дорогой вдоль путей через разъезд Энем, а затем по железнодорожному мосту через Кубань не имело смысла. Позиция у железнодорожного моста являлась узким открытым дефиле[46] с железнодорожным полотном. Вдоль него тянулась лента шоссе. Справа и слева простирались непроходимые кубанские плавни, запирая наступавшие на мост части в узкости и лишая их возможности обходного манёвра. Дефиле хорошо простреливалось как с фронта, так и с флангов. Весь фронт не превышал пятидесяти шагов. Соваться в такой узкий мешок было верхом безрассудства. К тому же на путях время от времени появлялся красный бронепоезд. Поэтому ещё в Новодмитриевской командование решило переправляться через Кубань паромом у Елизаветинской.
В начале пути армейская колонна двигалась вдоль железной дороги. Однако, подойдя к месту перестрелки кубанского батальона с красными, ей своим огнём стал угрожать бронепоезд, и генералу Богаевскому пришлось остановиться. Из эшелона высадилась пехота и повела активные действия. Авангарду пришлось ввязаться в бой.
Стремясь не выдать истинное направление движения, колонна дождалась темноты и, под покровом туманной ночи, авангард свернул налево в плавни. За ним, по бездорожью, потянулась нескончаемая череда обозных повозок.
Лунный свет еле-еле мерцал во мгле. Дорога тянулась по болотистой местности, среди кочек, рытвин и обширных, коварных луж, в которых нередко скрывались глубокие ямы. Заросли мелкого кустарника и высокий камыш тоже затрудняли движение.
«Какой это был ужасный путь! – восклицал А. П. Богаевский. – Широко разливаясь по плавням, река Кубань затопила на много верст свой левый берег, и нам пришлось почти все время идти по воде, сбиваясь с дороги, попадая в ямы и канавы. Кругом в нескольких местах горели брошенные хутора, подожженные черкесами, шедшими впереди нас, и это еще больше увеличивало ужас этой мрачной ночи, точно целиком взятой из Дантова “Ада”…»[257]
Сделав непродолжительную остановку в ауле Панахес, авангард двинулся дальше – до переправы оставалось около 10 вёрст. А. П. Богаевский спешил добраться до Елизаветинской, где следовало как можно быстрее закрепиться, пока красные не разведали обстановку и не начали активные боевые действия.
Тем временем обоз продолжал тащиться по бескрайним болотистым плавням. Много подвод отстало из-за поломок. Некоторые лошади, выбившись из сил, отказывались идти дальше, а наиболее ослабевшие валились в болотистую жижу. В таких случаях люди бросали имущество и продолжали путь пешком. За обозом тянулся шлейф из отставших беженцев. Увязая в болотине, они медленно брели поодиночке или группами. На бездорожье особенно страдали раненые. Типичный случай описал Н. Н. Львов: «“Разрешите, господа, к вам поместить раненую. У нас повозка сломалась”, – говорит офицер. Он бережно укладывает женщину в нашу
