Одуванчиков дождался сообщения от прапорщика о том, что клиенты прошли мимо него, и покинул магазин.
Он опустился на переднее сиденье той же дежурной машины с гражданскими номерными знаками, глубоко вздохнул и коротко распорядился:
– Едем.
– Куда теперь, товарищ капитан?
– К нужному дому. Дорогу знаешь или объяснить?
– Знаю, товарищ капитан.
– Только сделай большой круг, чтобы мы на место приехали позже, чем они дойдут.
– Нет проблем. Прокатимся с ветерком. А то на месте стоять уже с утра жарко. Интересно, сколько же днем градусов будет?
– Тридцать три будет, – сказал с заднего сиденья прапорщик полиции.
– Тридцать три – это очень жарко, – заявил водитель «уазика».
– Это еще терпимо, – отозвался прапорщик. – По крайней мере, для наших мест. И море под боком, всегда искупаться можно, и воздух влажный.
– Я сам из Архангельской области. У нас там о таких градусах и не слышали. Не привык я к таким температурам.
– Привыкай, – посоветовал ему полицейский.
– Вас где высадить? – спросил его капитан Одуванчиков.
– Да я с вами до конца буду. Как все закончится, мне нужно будет дочь навестить.
– Ладно, дело хозяйское. Только попрошу вас в события не вмешиваться. Мало ли, вдруг что не так пойдет.
Магомедгаджи измучил свою память. Где-то он точно видел этого Сергея Мосейчука, продавца-консультанта. Только вот память отказывалась давать подсказку. Это могла быть и совершенно случайная встреча где-то в транспорте.
Например, этот Мосейчук мало зарабатывает в магазине, поэтому еще и таксует. С тех пор как освободился с зоны, Мамонт на такси ездил не меньше десяти раз. Лицо человека из магазина никак не хотело связываться с автотранспортом, однако уверенность в том, что они где-то встречались, росла по мере приближения к квартире Мурада.
Магомедгаджи посмотрел на дверной глазок и вспомнил. Все оказалось просто. Этот самый глазок вызвал у Мамонта ассоциацию с биноклем. Перед глазами у него тут же всплыло изображение. Вот этот человек – Сергей Мосейчук – сидит на склоне прямо на земле, хотя мог бы сесть и на камень, к которому прислонился спиной. Рядом на камнях устроились сержанты спецназа ГРУ. Чуть ниже по склону лежит тело, разрубленное пулей крупнокалиберной снайперской винтовки тело.
Этот человек в центре – офицер, скорее всего, командир роты. Он же, вне всякого сомнения, продавец-консультант из магазина.
Конечно, в бинокль Мамонт рассматривал его издалека, однако узнал это лицо. Тогда еще ему показалось, что смотрит этот офицер прямо на него. Магомедгаджи бинокль опустил, опасаясь, что офицер заметил блики на окулярах. Но взгляд он запомнил, тот самый, который видел сегодня. А теперь вот этот продавец-консультант под своим ли, под чужим ли именем предложил Мамонту бананы.
Что это может значить? Только одно – их вычислили и ведут.
Но поднимать суетливую тревогу Магомедгаджи не стал. Он имел достаточно крепкую нервную систему, уселся в кресло и стал размышлять.
«Что такое по большому счету сейчас происходит? Рамазан? Кто он такой? Может ли работать на федералов? Кто такой Мурад? Чем я им обязан? Кого в настоящий момент разыскивает и отлавливает спецназ военной разведки? Тут ответ может быть только однозначным – именно меня, эмира Мамонта. Но почему же в отдельные критические моменты Рамазан вдруг брался командовать, в том числе и мною? Все в его поведении говорило о том, что он не совсем тот, за кого себя выдает. Плюс сегодняшние слова о человеке, который в девяти странах воевал и его самого чему-то учил. Это что-то должно значить. Только вот что? Нет, верить Рамазану нельзя. Он всегда готов меня сожрать, чтобы занять мое место. Со временем, конечно. Не сразу. А что собой представляет Мурад? С ним меня познакомил именно Рамазан. Этот парень – его человек? Вполне может оказаться, что так оно и есть».
Мамонт размышлял и не ел бананы, на которые навалились Рамазан и Мурад. Но они уничтожали только свои доли, предварительно разделив содержимое пакетов на три части, поштучно. Один банан оказался лишним, и Рамазан положил его в кучку, предназначенную для эмира.
«Почему он это сделал? Из уважения? Едва ли. Знает что-то о бананах, принесенных из магазина? Это вполне возможно».
Магомедгаджи нисколько не сомневался в том, что бананы пропитаны каким-то сильным ядом. Первые признаки отравления он заметил у Мурада. Взгляд его стал осоловелым и мутным. Это слегка удивило эмира.
«Значит, Рамазан решил и от парня, и от меня избавиться».
– Как бананы? – спросил Мамонт.
– Нормально, только есть легкая горчинка, – ответил Рамазан. – Наверное, перележали малость. Я слышал, что они быстро портятся. А ты что не ешь?
– Пока не хочу. Позже.
«Взгляд Рамазана стал таким же, как у Мурада, – заметил вдруг Магомедгаджи. Значит, я зря подозревал его, думал о том, что на бананах имеются какие-то отметины, которые позволяют отделить нормальные от отравленных».
Прошло еще две минуты. Первым ткнулся носом в стол Мурад. Вслед за ним Рамазан как пьяный рухнул со стула прямо на пол.
«Значит, спецназ ГРУ попросту пытался отравить всех троих. Но это у него едва ли получится».
Он решился.
Фраза Рамазана о том, что живым он никогда не сдастся, вспомнилась Мамонту вовремя. Он обыскал своего бывшего заместителя, нашел гранату Ф-1 и сунул ее себе в карман. После чего взял в руки малогабаритный автомат АК-74У, принадлежавший тому же Рамазану, завернул его в куртку Мурада, что висела на вешалке, и спокойно спустился на улицу.
Отойдя от подъезда пять шагов, Магомедгаджи обернулся, поднял руку с выставленной вперед ладонью и помахал ею, глядя в окно третьего этажа.
– Я быстро. Одна нога здесь, другая там. Ждите! – крикнул он, обращаясь вроде бы к кому-то невидимому.
Внутри у Мамонта все трепетало. Ощущение создавалось такое, будто сердце вот-вот крылышками взмахнет и из груди вылетит. Только внешне это никак не проявлялось. Он выглядел предельно спокойным и уверенным в себе. Владеть собой Магомедгаджи умел в совершенстве, и хладнокровия ему было не занимать.
Он увидел чуть в стороне машину. Ему показалось, что рядом с водителем сидит все тот же Сережа Мосейчук.
«Ну и пусть себе сидит», – подумал эмир.
Он сделал вид, что не обратил никакого внимания на этот «уазик» с гражданскими номерами, и прошел в сторону школы. Вход в ближнее к нему крыло был закрыт. На бетонном крыльце стояла тяжеленная скамейка, перекрывающая двери.
Эмир пошел дальше, к середине трехэтажного здания, где располагался главный вход. Мамонт резко свернул к нему и преодолел крыльцо в четыре широких скачка.
Сразу за дверью за столом сидел человек в полицейской форме. На столешнице
