газета Троцкого «Наше слово». Русские дипломаты и военные представители уже давно обращали внимание французских властей на революционную агитацию в их стране. Сохранившиеся документы показывают, что Сюрте Женераль отлично знала об этом. 16 сентября 1916 г. в докладе о Троцком сообщалось, что он «продолжает русофобскую и пораженческую агитацию при подозрительных обстоятельствах» [97]. Но никаких мер не принималось.
Теперь случай был слишком вопиющим. Царское правительство потребовало экстрадиции Троцкого как подданного России. Даже в такой ситуации за него нашлись заступники вплоть до министров и депутатов парламента. Но осенью 1916 г. с усилившейся Россией нельзя было не считаться. Хотя на родину Троцкого все-таки не выдали, ограничились высылкой из Франции. Предполагалось, в Швейцарию. Другие страны были для него закрыты, в досье контрразведок Антанты он значился германским агентом. А ехать в «эмигрантскую свалку» ему очень не хотелось. В октябре он писал неким «мадам и месье Буэ» (что это за лица, остается неизвестным): «Я очень сожалею, что вынужден покинуть Францию, чтобы ехать в Швейцарию, эту маленькую нейтральную дыру… Мы будем там, конечно, находиться в хороших условиях для существования (пассивного!). Но я бы предпочел страну, где делается история… Европа стала слишком тесной…»
И вдруг его пожелания чудесным образом исполнились! Неожиданно ему изменили место высылки, не в Швейцарию, а в Испанию. Сам Троцкий вспоминал, что на границе французский жандарм начал было задавать вопросы, но другой жандарм, сопровождавший Льва Давидовича, сделал коллеге масонский знак. Тот подал ответный знак, и Троцкого провели, минуя таможенные кордоны. А в Испанию из Парижа почему-то пришло предупреждение, что он — «опасный анархист». В Мадриде его снова арестовали, всего на три дня, и постановили выслать… в США. Именно по тому адресу, на который он намекал в письме к загадочным супругам Буэ: в «страну, где делается история», «Европа стала слишком тесной». Троцкий откуда-то даже знал, в какой город он поедет. В телеграмме жене от 12 ноября он указывал: «в Нью-Йорк».
Правда, проезд в Америку стоил дорого, 3000 франков. Если брать самые дешевые билеты — 1800. А у Льва Давидовича, как он писал супруге, осталось 130. Испанская полиция решила было посадить его в трюм вместе с уголовниками и отправить на Кубу. Но таинственные покровители не оставили его. Французская разведка держала Троцкого под наблюдением и зафиксировала: после ареста в Испании об освобождении Льва Давидовича хлопотал Эрнест Барк, племянник министра финансов России, «Барк также дал Троцкому необходимые деньги, чтобы оплатить его переезд и переезд его жены в Соединенные Штаты Америки».
Сумму передали достточную, революционер с семьей ехал в каюте первого класса. А за океаном его злоключения кончились. Троцкому с ходу обеспечили рекламу, о его прибытии известила респектабельная «Нью-Йорк таймс». В порту его встречал Артур Конкорс, один из руководителей благотворительных организаций Шиффа. Троцкому нашли отличную квартиру и работу — в уже упоминавшейся газете «Новый мир» Григория Вайнштейна, где собралась плеяда его соратников: Чудновский, Бухарин, Коллонтай. Статьи Троцкого стала публиковать газета Шиффа «Форвертс». Для него устраивали публичные выступления в Нью-Йорке, Филадельфии. Поддерживались старые связи, Парвус в это время писал о Льве Давидовиче — «мой человек в США».
Но завязывались и новые. Ведь в Нью-Йорке работал представитель дяди Троцкого, Животовского — Сидней Рейли. А контактов с дядей Лев Давидович не порывал никогда, переписывался с ним. Ну а Рейли, как и работодатель Троцого Вайнштейн, сотрудничали с резидентом британской разведки в Америке Уильямом Вайсманом. Он не был бы разведчиком, если бы не заинтересовался такой фигурой.
А в российской резидентуре Интеллижденс Сервис один из подчиненных Семюэля Хора, капитан Джон Скейл, летом 1916 г. был освобожден от своих постоянных обязанностей. Его откомандировали сопровождать русскую парламентскую делегацию, выехавшую за границу. Возглавлял ее Александр Дмитриевич Протопопов. Крупный землевладелец и промышленник, председатель Союза суконных фабрикантов, председатель Петроградского отделения Русско-Американской торговой палаты. Один был товарищем председателя Думы, одним из лидеров оппозиционного Прогрессивного блока. Вторым по рангу лицом в делегации был Милюков.
Предполагалось, что поездка парламентариев поможет налаживанию взаимопонимания между союзниками. Чем занимался офицер МИ-1с Скейл, неотступно сопровождавший делегатов, о чем беседовал с ними, мы не знаем. Но они совершили турне по разным странам, и встречали их везде как самых желанных гостей, особенно в Британии. Что и не удивительно, ведь они были представителями «демократической» России. Организовывались торжественные приемы на высшем уровне, банкеты, произносились парадные тосты и речи.
Но в ходе турне произошел и ряд настораживающих случаев. Милюкова потянуло заехать в Швейцарию, а там он счел для себя возможным заглянуть в гости к своему старому другу Рубакину — мы уже упоминали о нем. Содержатель Русского клуба, близкий к Ленину и другим революционерам, получавший от немцев деньги на агитацию среди русских пленных. А с Протопоповым на обратном пути, в Стокгольме, пожелал вдруг увидеться Фриц Варбург — брат германского финансиста и разведчика Макса Варурга и американских банкиров Пола и Феликса Варбургов. Почему-то он не отказался, встреча состоялась. Как потом сообщал сам Протопопов, ему забросили удочки о сеператном мире с Германией, и он не стал обсуждать такие темы. Но так ли было на самом деле? О чем шла речь за закрытыми дверями?
А возвращение парламентской делегации в Россию повлекло за собой несколько серьезных последствий. Английский король Георг V прислал царю восторженные отзывы о Протопопове, давал ему самые блестящие характеристики. Николаю II в это время пришлось в очередной раз решать вопрос о назначении министра внутренних дел. Этот пост занимал А.А. Хвостов, вошедший в конфликт и с премьер-министом Штюрмером, и с оппозицией. Подключился Родзянко и рекомендовал назначить министром именно Протопопова. Доказывал, что он человек энергичный, сможет навести порядок в стране. Учитывая его успех в Англии, за него ходатайствовали также министр иностранных дел Сазонов, посол России в Лондоне Бенкендорф.
Что ж, министерство внутренних дел всегда было главной мишенью нападок для либералов. Назначение вице-спикера Думы и прогрессиста должно было примирить власть с оппозицией. Царь согласился, Протопопов стал министром. Однако ни к какому примирению с либералами это не привело. Протопопов неожиданно превратился в нарочитого монархиста. В Думу он явился в жандармском генеральском мундире. Прежние товарищи по Прогрессивному блоку освистали его. Называли предателем, закрепили за ним прозвище «сумасшедший».
Но он продолжал показывать себя вернейшим слугой государя. Когда Николай II находился в Ставке, Протопопов ездил с докладами к императрице, и она поверила: это искренний защитник трона. А донесения нового министра царю всегда были бодрыми, уверенными: ситуация под контролем, с имеющимися проблемами он справится. Государю это нравилось.
