ещё не высох. Что тебе надо?
— Дайте мне карту! — сказал Алёша.
— Карта у Трубачёва. Он её подклеивает на полотно. Сегодня вечером мы её повесим здесь и каждый день будем отмечать флажками линию фронта, — пояснила Елена Александровна. — А если ты хочешь посмотреть карту, ступай к Трубачёву.
— Я не пойду к Трубачёву! Пусть Трубачёв ходит ко мне, — вспылил Алёша, — а мне незачем перед ним унижаться. Я не первоклашка. Я могу взять карту у моего отца. Мой отец — генерал, и у него таких карт…
Елена Александровна с шумом отодвинула ящик с шахматами и повернулась к Кудрявцеву:
— Мы все уже слышали, что твой отец генерал! Ты можешь гордиться своим отцом, ты можешь стремиться к тому, чтобы стать таким же, как твой отец, но пока ты ещё ничего не сделал, и хвастать направо и налево, что ты сын генерала, — это стыдно, противно и глупо. — Елена Александровна вспыхнула тёмным румянцем. — Запомни, Кудрявцев: стыдно, противно и глупо! — с силой повторила она.
— Как вы смеете! Вы — какой-то печник!.. — пробормотал озадаченный Алёша.
— Выйди отсюда! И когда успокоишься, приходи поговорить со мной! — указывая на дверь, сказала Елена Александровна.
— Я никогда не приду поговорить с вами! Не ждите! — грубо крикнул за дверью Алёша.
Он сбежал с лестницы, постоял на крыльце и через минуту вернулся. На волосах у него блестели капли дождя, глаза смотрели вызывающе:
— Я — отличник! И я работаю не хуже других.
— Ты работаешь хорошо. Но, кажется, пошёл дождь… — Елена Александровна озабоченно взглянула в окно. — Скажи, чтоб принесли карту.
Алёша снова исчез за дверью.
— Эй, Петрусин! Пойди скажи пятым, чтобы принесли карту! — послышался на крыльце его громкий, сердитый голос.
Елена Александровна глубоко вздохнула и снова принялась разбирать игры.
— Подклеили? — не поднимая головы, спросила она Трубачёва, когда он принёс карту.
— Подклеили, только ещё не подсохла.
— Положи на стол и скажи ребятам, чтобы расходились. Да, чуть-чуть не забыла! В воскресенье поход на делянку. Сбор здесь в семь часов. Объяви бригадирам.
— Сейчас!
Васёк разложил на столе карту и вышел во двор.
— В воскресенье поход на делянку. Пойдут все старшие ребята! — радостно объявил он и, заметив издали Кудрявцева, помахал ему рукой: — Кудрявцев, в воскресенье поход на делянку! Собирай своих! Сбор в семь часов.
Кудрявцев удивлённо вскинул брови и хотел ответить, но Тишин тихонько свистнул и насмешливо сказал:
— Гордится перед тобой, хозяина из себя корчит… Помнишь, как он сказал: «Мы здесь хозяева, а он — наш гость!»
Петрусин закивал головой:
— Верно, верно!
Глаза у Алёши снова вспыхнули, потемнели.
Мелькнувшее желание запросто ответить Трубачёву мгновенно прошло.
— Мы ещё поглядим, кто тут хозяин! — засовывая руки в карманы, сказал он.
Глава 47
НЕСТРЕЛЯНЫЙ ВОРОБУШЕК
Елена Александровна отпустила ребят, поднялась в учительскую и, забравшись с ногами в кресло, глядела сквозь мелкую сетку дождя на улицу.
«Пора бы Леониду Тимофеевичу прийти. И о чём можно так долго говорить?»
Ей было жаль старого директора, но к этому чувству примешивалось раздражение и беспокойство.
«И зачем он пошёл сам? Можно было вызвать эту Синицыну сюда. Она, пожалуй, подумает, что директор испугался её обвинений. И вообще вся его чрезмерная доброта может только повредить школе. Как бы он там не размяк окончательно и не взял на себя вину за то, что Нюра не слушается матери и делает своё общественное дело… Нет, что за нелепость на самом деле!»
Елена Александровна невесело засмеялась.
«Если так будет дальше, то я не смогу здесь работать», — подумала она и вспомнила тот день, когда её, молоденькую учительницу, райком комсомола направил сюда на работу. Она пришла на зелёный пустырь, где ребята во главе с директором ремонтировали себе школу. Её отец был печник, и в детстве она часто помогала ему. Сейчас это уменье ей очень пригодилось. Она приняла горячее участие в работе — складывала печи, старалась организовать ребят. Но разве о такой школе она мечтала? Ведь ей нужны опытные товарищи-учителя, она ещё нигде не работала. Правда, директор встретил её с отеческой лаской и вначале даже показался ей настоящим, твёрдым человеком. Его все слушались, а для школьников каждое его слово — незыблемый закон. Но вот история с Синицыной так ясно показала его излишнюю мягкость. Ведь он просто добряк, бесхарактерный добряк! Как же она будет с ним работать? Но почему же ей всё-таки не хочется уйти отсюда?
«Труд заманивает человека», — говорил её отец. Ремонт школы и для неё стал кровным делом. Она не может уйти, пока не готова школа. Она только-только начала узнавать ребят. Спешила оборудовать пионерскую комнату, чтобы была возможность где-то проводить сборы, интересные занятия, поближе познакомиться с детьми.
Елена Александровна вскочила и взволнованно заходила по комнате.
Скорей бы окончился ремонт и пришли другие учителя. Учитель и вожатый — это большая сила. В общем, конечно, здесь хорошие ребята… Но есть разные…
Тишин — очень неприятный мальчик, на собрании она никак не могла разглядеть его прищуренные глаза.
А сегодня ещё этот Кудрявцев! И что они имеют против Трубачёва? Конечно, разве она могла ждать, что все дети будут хорошие! И всё-таки обидно, когда идёшь к ним с добрым сердцем, а они не стесняются сказать тебе грубость…
Елена Александровна снова залезла с ногами в кресло и, опустив на ладонь голову, прислушалась к шуму дождя на крыше.
«Но где же этот добряк-директор? Воображаю, что ему там наговорит эта мамаша!..»
Дверь скрипнула. Иван Васильевич осторожно просунул руку с горячим чайником и на цыпочках подошёл к столу:
— Чайку согрел. Мокро на дворе. Придёт Леонид Тимофеевич — выпьет чашечку…
Он поставил чайник на стол, закутал его мохнатым полотенцем, оглянулся на Елену Александровну:
— А вы что же сиротинкой такой сидите?
— Леонида Тимофеевича жду, — вздохнула Елена Александровна.
— Да уж пора бы ему! Но только дело у него такое деликатное — пока уговоришь, да разговоришь…
— Добряк он у вас! — сердито бросила Елена Александровна.
— Да, знаменитый человек. Он с ними умеет, это что и говорить, — приняв её слова за похвалу, охотно сказал Грозный. — Это уж он специалист. И к каждому ребёнку подход найдёт, и к
