судьбу чеченского народа. Их демиург давно уснул, отдав свое сердце этим горам. Горцы приняли ислам. Но система шариата более жесткая, когда и общественная, и частная жизнь строго регламентируются сверху, моральное предписание является юридической нормой, грех — преступлением. Это не соответствовало древним традициям чеченского общества, которые заповедовали старые боги. А ведь частная жизнь всегда считалась у чеченцев неприкосновенной, так же, как и личная свобода, и личное достоинство человека. Также неприемлемо было для чеченцев и физическое наказание, вплоть до увечий, предусмотренное шариатом. Поэтому Мехк— кхел изменил для себя ряд правил, которыми предусмотрел сохранение чеченцами национальной идентичности.
Мехк — Кхел решил сохранить национальные особенности чеченцев в различных сферах человеческой жизнедеятельности, что во многом определило своеобразие чеченского менталитета, в отличие от других народов, принявших ислам. Ведь многие мусульманские народы были ассимилированы арабами или в этническом, или в культурном плане. Мехк — Да Татевос[3]был дальновиден и мудр, восприняв духовность ислама, в образе жизни, в менталитете и культуре, но сохранили свои древние демократические традиции.
— Ты был там?
— Нет, но была Гамаюн. Она подтвердила эти законы для Нави. Цой — Педе напоминал наш Кремль, был построен у места впадения реки Меши — хи в Чанты — Аргун. Этот острогорбый мыс, упирающимся северной стороной в скалы подножия хребта Коре — Лам, был частью стены, а с южной стороны, смотрящем в сторону Грузии, находятся две боевые башни и остатки жилых сооружений. Но это видимость для людей. Здесь до сих пор живут жрицы Эштра, как и он сам. Мы сейчас проходим боевую башню, «кладбищ башня», не вспомню как она на местном называется. Она была воздвигнута, чтобы охранять склепы от злоумышленников, которые в целях отмщения за обиды могли осквернить могилы. В ней и живет Эштр.
— А этот горец, кто?
— Не обращай внимание, это призрак — страж. Ну или звонок для обитателей. Мы останемся здесь до утра, только с рассветом можно зайти в усыпальницу. Склепы назывались «Малхан каш», что буквально переводится как «Солнечный могильник», ты увидишь утром — почему.
— В палатках?
— Да. Ты просто не сможешь отдохнуть в их жилищах.
— Замерзну?
— Ну не на смерть, но утро будет недобрым.
«Своеобразный звонок» сработал и в маленькой дверце появился… ну назовем человек. Он был одет как обычный землепашец, с поправкой на регион, на вид ему было около пятидесяти, он был сед, что окладистая борода, что густая шевелюра.
— Кто стучится ко мне?
— Не чуешь?
— Нет в тебе смерти, уж больше тридцати лет не видел я тебя, Кощь. Гибель ты несешь в эти места.
— Гибель вы выбрали сами, не сумев защитить сердце отца.
— Твоя правда. С чем пожаловал, гость нежданный?
— С вопросом, а там как Навь настелить захочет.
— Каков вопрос?
— Помнишь сказ про Цой — Педе. Что возле «Города мертвых» располагался большой аул. Там жило много богатых и уважаемых людей. Враги прознали про богатство этого места, и захотели его захватить. Осада аула длилась три долгих месяца, но никто из горцев не собирался сдаваться, — мужик статно кивал в такт словам Кощея, — Так случилось, что среди врагов был возлюбленный одной красавицы — горянки, проживающей в ауле. Она так хотела быть рядом с любимым, что решилась на предательство. На заре девушка поднялась на башню и начала показывать знаками, как можно было зайти в аул. Это тайное место было со стороны пропасти. Ночью того же дня была великая битва. Врагам удалось зайти в аул, а влюбленная пара соединилась.
— Помню, ведь был там, а то ты не знаешь, что здесь граница моих владений. Зачем напоминать мне?
— А ты дослушай. Нарты упорно соперничали со всеми и даже с верховными богами. Возгордились они что покорилась им эта крепость. Стали ругать своих богов, топтать их святилища. За это Дела истребил их, заставив 7–летним голодом выпить расплавленную медь. И та медь потом была собрана Дели и спрятана в складках его одежды.
Мужик или все-таки бог (?) нахмурился, остановив рукой слова колдуна, повеяло холодом, кое-где в наступающих сумерках заблестела инеем трава. Волки зло зашипели.
— Не раз слышал я про то, был там. Что ты хочешь мне сказать?
— А ты дослушай, нетерпеливый. Спрятал он проклятую медь, да и уснул. Сколько попыток было завладеть сердцем Гор?
— Что ты хочешь этим сказать?
Кощей даже не попытался ответить, наоборот раздался в плечах, вытянулся, сквозь лицо начал проступать череп. В общем хоть картину рисуй, правда страшноватую, но симпатичную.
— Я тебя спрашиваю, пень ты трухлявый, старик, обещавший хранить, и все потерял. Гордость вдруг взыграла? Что у тебя есть кроме гордости? ТЫ же был как мудрый правитель, знающий язык всего живого на земле. Тебе подчинялись сармаки и прочие змеи. Куда все делось? То, что о тебе стали забывать — только это твоя предсмертная агония. Помнишь, как тебя молили с просьбой поскорее забрать умирающего? Теперь ты хочешь уйти, Бог Мертвых?
Я не лезла. Во-первых, под горячую руку такому мужчине? Ищите дуру где-то на кладбище, там их полно. Во — вторых, не зная всей подоплеки? Я в первую очередь следователь и должна дослушать хоть часть всей истории, а то пазл не сходится. В-третьих, может они так всегда общаются, так что только первый пункт, не маленькие.
— Что ты хочешь от меня Кощей?
Устало спросил Эштр. Он уже не так высокомерно смотрел на колдуна. В его глазах мелькнула искра вопроса.
— Ответа. Сколько раз приходили к сердцу Гор? Как получилось, что наказание твоего отца свободно гуляет вдали от его саркофага?
— Шесть раз, неизвестные мне, приходили к сердцу Гор. Раз в год, в первую войну. И трижды во вторую. В последний раз это было в осень почти двадцать зим назад.
— Ты отлучался со своего поста?
— Я был у школы.
Кощей вернулся к своим размерам, череп и шипы исчезли, как и оружие.
— Утром мы войдем в святилище, нужно посмотреть, сколько меди взяли. И положить привезенный артефакт, — Кощей больше не смотрел на старика, а тот поник и поплелся обратно в башню, — Разбейте палатки у того валуна.
Если бы, не-то ярко — зеленое шоу от колдуна, я бы заметила быстрее, что практически наступила ночь, где-то на верху еще был заметен свет, а здесь уже наступила ночь. Таль убежал на разведку, собираясь воспользоваться августовской ночью, чтобы размяться и побегать, а на рассвете сменить Алого и подремать у входа. Кощей и, вылезший непонятно откуда, Багдасар развели костер и что-то шаманили около него.
А я
