Денис… с тех пор как прогулки с Денисом прекратились, она, кажется, ни разу толком не прошлась пешком. Хоть и весна, казалось бы, самое время, и с унынием пешая ходьба справляется не хуже патентованных антидепрессантов. Но – не ходила. И сейчас ноги, соскучившиеся по привычному занятию, воспользовались ее задумчивой рассеянностью и сами понесли не просто к дому, а – пешком до дома. Сколько тут – километров восемь? Десять? Ай, пустяки!
От быстрой ходьбы стало поначалу жарко, но стремительно сгущающиеся сумерки принесли ощутимую прохладу, а следом – и ветер. Он дул точно вдоль проспекта Энгельса – сперва слабенький, очень приятно холодящий разгоряченные щеки, а после все сильнее и мощнее, словно длинный, через полгорода проспект был аэродинамической трубой, и ветер радовался, что дома, рекламные щиты и вереницы деревьев торчат вдоль, не мешая его движению – дуй не хочу. Только мелкие людишки понизу шляются – но разве они помеха ветру?
Взмокшей от движения спине стало ощутимо холодно. Не простыть бы! Пришлось достать свитер, что лежал в рюкзачке на всякий случай. Вот и пригодился. Свитерок был флисовый, легкий, очень мягкий. Плотно свернутый, он занимал совсем немного места, но грел не хуже ангоры. И еще – он был очень приятный на ощупь. Иногда Арина просто совала руку в рюкзак и гладила теплый тючок: мягкая пушистая ткань своим прикосновением успокаивала так, словно это был не какой-то там свитер, а, к примеру, Таймыр. Только что не мурлычет.
До дома оставалось всего ничего, когда на сером, очень светлом под фонарями асфальте начали появляться темные точки. Одна, другая, десятая, сотая, они сливались в пятна, потом в пятна покрупнее, и вот уже только под некоторыми деревьями оставались светлые островки. Раскрывать при таком ветре зонт было сущим безумием, но на подобный случай в рюкзачке имелась ветровка из странной, очень тонкой, но совершенно непромокаемой, почти как клеенка, ткани. Папа почему-то называл ее «болоньей». На антресолях валялся старый болоньевый плащ – толще и гораздо, гораздо жестче зеленой ветровки. Но фактура была и впрямь похожа.
Спрятавшись от льющихся с неба потоков под старым раскидистым ясенем, у ствола которого еще оставался сухой пятачок, Арина вытащила ветровку, подумала, что будет жарковато, но выворачиваться из свитера, держа рюкзак на весу – та еще акробатика. Пристроить же торбу было некуда. Ладно, решила она, жарко – не холодно, можно немного и потерпеть. Натянула ветровку и зашагала вдоль череды разноцветных окон – девятиэтажка была длинная, на десять подъездов.
Вот тут на нее прошлой осенью напал какой-то придурок, ребра потом долго болели. Если бы не очередные ремонтные работы, Арина обогнула бы девятиэтажную «змею» со стороны подъездов, но ковылять по осклизлым, заляпанным глинистыми потеками дощатым мосткам и хлюпающим газонам было тоже небезопасно – того и гляди, поскользнешься и сверзишься в траншею. Тем более, что капюшон у ветровки был здоровенный, его обрез нависал над лицом почти как козырек, сужая поле зрения до небольшого пятачка прямо под ногами.
Должно быть, именно поэтому она и на этой – «тыльной», узенькой – асфальтовой полоске нашла, где поскользнуться.
Была ли то легендарная банановая кожура, комок неведомо откуда занесенной глины или что-то менее аппетитное, но ступню повело, Арина пошатнулась, изогнулась, пытаясь удержаться на ногах – падать в грязь было тем более обидно, что до угла, где фонари отражались в чистом мокром асфальте, оставалось десятка полтора шагов…
Кто-то темный, гибкий – как тогда, осенью, только тогда он напал сзади, а сейчас наоборот – выскочил перед ней из-за угла. Тогда он повторял бессмысленное «кто тебя прос-сил лез-зть, куда не прос-сят». Сейчас – просто шипел:
– С-сраз-зу не с-сдох-хнеш-шь…
Почти не соображая, Арина выдернула из кармана баллончик, направила туда, откуда доносилось «шипение», нажала…
Но, кажется, не попала. Нападавший метнулся в сторону и исчез. Шагов она не слышала – она и тогда, осенью их не слышала. Тогда скорее всего от боли, сейчас – за шумом дождя.
Глаза щипало, как будто она только что резала лук. Да не на кухне, а в вокзальном сортире, где вместо воздуха – клоачные миазмы, щедро приправленные хлорными испарениями. Надо же, какой баллончик… ядреный… Или… не баллончик?
Руки действовали словно сами по себе. В секунду содрали ветровку, отбросили, стянули свитер.
С карниза высокой лоджии первого этажа летел к земле небольшой водопад. Задумавшись на долю секунды, Арина подставила под дождевой поток пригоршню, плеснула в лицо, поморгала. Глаза были целы, щипало их, похоже, от испарений. От испарений – чего? Чем плеснул в нее нападавший?
Подумав еще секунду, она отбросила скомканные вонючие тряпки под ближайшие кусты, обогнула торец дома – над крайним подъездом светилось крупное «24/7», влетела туда, встряхиваясь, как собака, купила бутылку воды и большой пакет. После короткого размышления взяла еще один такой же и два поменьше.
С подъездного козырька текло почти так же, как с той лоджии. Но кто знает, какую грязь там, сверху, собрали с бетонной плиты дождевые потоки? Как минимум – продукты жизнедеятельности вездесущих голубей, а то и что похуже. Первой порцией бутылочной воды Арина сполоснула руки и только после этого умылась – тщательно, как следует.
Вернулась к «месту преступления», передернула плечами, прогоняя запоздалый ужас – бррр! Помогая себе ветками, распихала тряпки по пакетам поменьше, потом в один большой, обжала получившуюся «подушку», стравливая воздух, закрутила потуже, перевязала ручками и убрала получившийся сверток в четвертый пакет.
И только после этого выудила из джинсового кармана телефон, подумав мельком: как хорошо, что в карманы ветровки ничего перекладывать не стала. Кроме баллончика… Но не факт, что нападавший сбежал именно из-за баллончика. Ох, не факт.
– Чего тебе, Вершина? – отозвалась трубка после третьего гудка.
– Лерыч, миленький, ты сегодня на месте или выходные отмечаешь?
– Пока на месте, но уже ухожу, – буркнул криминалист. – Чего тебе приспичило, ночь на дворе.
– Мне… – голос вдруг сорвался.
– Эй, ты там ревешь, что ли?
– Нет. – она сглотнула. – Пока нет. Мне надо… я даже не знаю… экспресс-тест, наверное.
– Какой еще экспресс-тест? На беременность? Так это не ко мне, а в аптеку.
– Лерыч!
– Ох, прости, что-то я не то несу. Что стряслось?
– Меня облили чем-то.
– Чем? Прокисшим кефиром? – на последнем слове Зверев вдруг закашлялся, словно сообразив, что шутить не время.
Но Арине наоборот как будто полегчало:
– Вот именно это и хотелось бы определить, – сообщила она почти спокойно. – Но. Лерыч, это точно не кефир. Оно едкое и глаза щипет.
– Глаза-то целы?
– Да целы, и я
