Так быстро и незаметно всё вышло. Я совершено отпустила Мику, позволив ей превратиться в чужачку в родной стране, со своей собственной матерью. Хорошо, хоть с Ромкой у них по-прежнему крепкая связь и нет никаких секретов. Почти. Потому что свой главный секрет она доверила всё-таки мне.
Вспоминая его вчерашнюю реакцию на заявление Мики, я делаю первый глоток капучино, и в который раз облегченно выдыхаю. Я думала, будет хуже. Зная его непредсказуемость, я готовилась к очень сложному разговору.
Поначалу он отреагировал сдержано. Даже слишком сдержано, и это наводило только на одну мысль — как и я, Рома не понимает всю глубину проблемы и только пытается справиться с первым шоком от того, что Микаэла не экспериментирует, не ищет себя, а готова к операции, новому телу, новой жизни — по крайней мере, на словах.
— А на деле что? — только по тому, как часто и глубоко он затягивается, я могу заметить некоторую нервозность.
— На деле не знаю. Я ничего не знаю, Ром. Для меня это как гром среди ясного неба, я была готова ко всему, кроме… Послушай, ну, ты же там, рядом с ней! Может, замечал что-то странное? Может, скрытность какая-то, подавленность, апатия…
— Женька, ты точно про Мику говоришь? Какая апатия? Ей рот заткни попробуй! А свою подавленность она через такие матюки выдаёт, что даже у меня уши вянут. А меня сложно удивить, ты знаешь.
— Ну, имею понятие, да, — как бы я ни старалась не улыбаться, чтобы сохранить серьёзный тон, наш разговор рано или поздно, соскальзывает на взаимные подколы и шуточки. Так странно — на расстоянии мы как будто опять превращаемся в тех беззаботных студентов, которыми были когда-то. Но как только дистанция начинает сокращаться… Начинаемся другие мы — взрослые, расчетливо жестокие, с радостью бьющие по слабостям друг друга. Хотя, иногда для этого и встречаться не надо. То, что мы сейчас так мило беседуем, обусловлено только тем, что главная тема разговора — Мика, а не наши отношения и взаимные упреки.
— Так что дальше, Женьк? Ну, главное я понял. Я послежу за ней, только так, чтоб не выкупила. Сама знаешь, что она устроит, если поймёт, что ты ее сдала, а я на это дело повелся.
Точно так же Ромка учил Микаэлу ездить на велосипеде — в ответ на ее гневные вопли: «Сама!» незаметно придерживал за раму сзади, пока она, увлечённая тем, что эти противные запасные колёса, наконец-то, сняли, не догадывалась оглянуться. А потом, когда понял, что она уверенно держит равновесие, просто отпустил. Вот и сейчас, надеюсь, он вовремя ее отпустит, как только поймёт, что ситуация выровнялась.
Ведь должна же она выровняться, когда-нибудь!
— А дальше… Пока ждём и наблюдаем. Я только через пару дней встречусь со специалистом, чьему мнению доверяю, и постараюсь выяснить у нее… хоть что-то. А ты, главное, присматривай за Микой, и при малейших странностях сразу звони мне.
— Так я на телефоне сидеть буду сутками, как в старые-добрые, — смеётся он. — Где ты видела этих спиногрызов — и без странностей?
— Ну… Без совсем странных странностей. Думаю, ты поймёшь когда надо волноваться. Тут я тебе полностью доверяю.
— Даже так? Приятно слышать, Женьк… Слушай. Главный вопрос. Ты — веришь ей?
— Кому, Анне?
— Какой Анне?
— Ну, моему супервизору, у которой хочу выяснить, что делать в таких ситуациях, как…наша.
— Да какая там Анна! — он раздраженно сбивает столбик пепла, и я не могу не заметить, что это получается к него как всегда — небрежно и с каким-то изяществом. — Ты — как спец и профи веришь Мике? Веришь, что это у неё по-настоящему?
— Ох, Ром… Я совсем не тот спец и профи, который может делать выводы по этой теме. Тут даже психиатры и экспертные комиссии не с первого раза могут отличить истинную потребность от ложной. Смена пола — это слишком неоднозначно. И цена ошибки очень высокая.
— Так, стоп. Ты давай, мне лекции свои не читай. Скажи, как есть. Веришь, нет?
— Честно… Не до конца.
— Ну вот и я не верю в эту лабуду.
— В этом-то и опасность, пойми. Да, мне тоже кажется, что Мика загналась, уперлась, как с ней это часто бывает. А если нет? Если это мы загнались и не заметили в ней неприятие себя? Ты представь, в каком глубоком конфликте с собой она жила все эти годы? Мы думали, она счастливый ребёнок, а на самом деле упустили все звоночки.
— Что именно?
— Если бы я знала… Ну, может, то, что она всегда была такая… активная. И характер у неё вроде как… мужской больше.
— Оба-на, что я слышу! Гендерные стереотипы? Женька! Кто, как не ты, всегда втирала мне, что «мужской» и «женский характер» — дремучее говно? И что характер — это… что там? Генетика, обстоятельства… И?
— Темперамент и внешние условия. И гормональный фон, который, конечно, зависит от пола, но играет не такую решающую роль, как утверждают…
— Старые пердуны! — вворачивает свою любимую фразочку он, и я смеюсь в ответ.
Это незавидное прозвище с давних времён прикрепилось ко всем консерваторам и воинствующим традиционалистам, с которыми и он, и я сталкивались в своей работе, и которых ненавидели всеми фибрами души. Но если его альтернативный взгляд на искусство я считала чем-то вроде блажи гения, а гениям позволено всё, то засилие заблуждений в психологии и психиатрии казалось мне настоящей катастрофой, сломавшей жизнь не одного человека. Поэтому к «старым пердунам» в своей сфере я относилась категоричнее, чем к его, а он жутко от этого бесился. Конечно же, при его запредельной самооценке сложно было принять тот факт, что не его противники самые мерзкие, стрёмные и как их только земля носит.
— Так-то оно так, Рома. Вот только как бы не вышло в этот раз, что старые пердуны — это мы с тобой, отказавшие своему ребёнку в самоопределении просто потому, что нам хочется видеть его удобным для себя. Смотри, ведь ни ты, ни я Микаэле так и не поверили.
И это самая неприятная мысль, которую не хотел озвучивать ни один из нас. Да, после этого мы ещё пару часов сидели, вспоминая прошлое и былых друзей, Ромка рассказывал мне последние новости о тех, кого я потеряла из виду после нашего расставания, я делилась с ним последними интересными случаями в работе. Раньше мы с ним часто обсуждали самые заковыристые моменты и вместе решали, правильными ли были мои решения, в ту ли сторону я веду терапию. Прошлое не просто вернулось, а затопило нас с головой — нам не казалось странным то, что происходит, всё было так естественно и нормально, словно мы по-прежнему живем вместе, а он просто снова уехал на очередной заказ и вот-вот мой телефон дзинькнет смской, такой популярной до эпохи мессенджеров: «Забронил для тебя билеты на пятницу, попробуй только проеби регистрацию, зараза».
Всё было хорошо, лишь бы отвернуться от правды.
— Может быть, ещё что-нибудь желаете?
Официант, присутствия которого я, задумавшись, не замечаю, решает привлечь внимание к себе более активным способом. Никогда не понимала эту привычку не давать клиенту расслабиться, провоцируя его быстрее уйти, даже в хороших ресторанах, где нет текучки, как в общепите.
