Я нахожу его на кухне, сидящим в темноте за столом, который мы купили на блошином рынке два дня назад. Его рубашка расстегнута, а черный галстук от смокинга свободно болтается на шее.
И я не знаю, что чувствую, потому что чувствую все сразу. Впервые с тех пор, как я встретила его, мой герой выглядит потерянным, у моего ангела-хранителя сломано крыло. И мне хочется вылечить его, спасти его так, как он всегда спасал меня. Я хочу любить его до тех пор, пока он не почувствует себя найденным.
Но есть и другие эмоции — укол боли, унижения, резкая пощечина гнева.
— В чем дело, Логан?
Он не смотрит на меня, а просто продолжает пялиться на полупустую бутылку перед ним.
— Я дурак. Я выгляжу как дурак.
Я подхожу ближе, достаточно близко, чтобы почувствовать аромат виски, витающий вокруг него.
— Это неправда. И никогда не было правдой.
Он поднимает палец, поправляя меня.
— Я бы чувствовал себя дураком, если бы пошел с тобой на сегодняшний бал-маскарад.
— Почему?
Он показывает рукой в сторону двери.
— Это во всех газетах. Я гребаный телохранитель из Восточного Амбоя, который трахает сестренку принцессы, чтобы стать избалованной королевской особой. У меня тут охрана вокруг дома, потому что я не в состоянии защитить себя. Или тебя.
— Мне все равно, что они говорят, и тебе тоже должно быть все равно. Они врут. Они все время врут о Николасе, об Оливии и о Генри. Они врали и обо мне — ты это знаешь.
Он качает головой.
— Это совсем другое чувство — быть человеком, о котором они врут. Все, чего я в жизни хотел, это быть частью чего-то большего, чем я, а сейчас я не принадлежу ничему.
Я стараюсь не вздрогнуть. Потому что он не видит, что он часть меня, часть нас.
— Ты сказал, что с тобой все в порядке, — напоминаю я ему.
— Я знаю, что я сказал!
— Ты сказал, что знал, на что подписался, когда пришел в мою комнату той ночью.
Ненавижу, как сейчас звучит мой голос — плаксиво и по-детски.
— Дело не только в этом. Это также касается и тебя. Королева была права, Элли.
— Права в чем?
— Во всем, от чего ты отказываешься.
— Отказываюсь?
— Замки и экипажи. Сказка, которая есть у твоей сестры. Я никогда не смогу дать тебе этого — ты будешь довольствоваться меньшим. Важно, чтобы ты поняла это сейчас, а не через пять лет, когда будешь попрекать меня этим.
Я смотрю в стену, потому что, если я посмотрю ему в лицо, я заплачу. А я хочу быть сильной. Сердитой. Я никогда не умела злиться, но я стараюсь изо всех сил.
— Пошел ты, Логан. Так вот за кого ты меня принимаешь? Это то, что, по-твоему, важно для меня?
— Я просто пытаюсь посмотреть со всех сторон. Подготовиться. Для тебя это проще. Быть родственником королевской семьи — это нормально; из-за этого никто не смотрит на тебя свысока.
— Это может быть нормально для нас обоих.
Его лицо напрягается, гнев загорается в проникновенных глазах, которые я так люблю.
— Я прокладываю свой собственный путь. Я забочусь о себе и обо всех, кто меня окружает, я всегда заботился. Когда я думаю, что люди будут смотреть на меня как на какого-то золотоискателя, как на какого-то гребаного придурка, который использует тебя, — меня от этого тошнит. Мне хочется кого-нибудь убить — я этого не вынесу.
Горячность в его голосе шокирует меня. Логан всегда говорил со мной мягко, по-доброму. Слышать, как он тараторит… я чувствую отвращение… и… это чертовски больно.
— Ты вообще собирался появиться сегодня вечером? Или позвонить? Или ты планировал оставить меня в подвешенном состоянии, не сказав ни слова?
Невыносимая тишина следует за моим вопросом. И отвечает на него.
— Это идиотский поступок, Логан.
Он смотрит на бутылку на столе.
— Прости. Я собирался идти, а потом стал одеваться и посмотрел на себя в зеркало и просто… не смог. — Он выдыхает. — Мне нужно время, чтобы понять, что сейчас происходит в моей жизни. Куда мне отсюда двигаться.
— Мы можем понять это вместе, — предлагаю я.
Но он ничего не говорит. И мне кажется, что у меня сдавливает грудь. Потому что ему нужно время. А мы оба знаем, что это значит.
— Ты… ты расстаешься со мной?
Маленькая пауза — и в эти полсекунды моя печаль так велика, что я не могу дышать. Как будто я тону.
Затем Логан бросает мне спасательный круг.
— Нет, Элли. — Он встает со стула, слегка покачиваясь, и подходит ближе ко мне. — Нет, это не так. Я просто…
Я помню — из лет, проведенных с моим отцом, — жгучее ощущение того, что ты не нужна. Эхо этого чувства пробирает меня до костей и заставляет внутренности сжиматься. Я помню, каково это — любить кого-то, кто больше не хочет смотреть на тебя и разговаривать с тобой.
Сейчас это ощущается именно так.
— Хорошо, Бэтмен — ты обдумаешь это сам в Пещере Летучих мышей. Я пойду.
— Это не…
Но я уже несусь к двери.
Когда я открываю ее, он стоит у меня за спиной — его рука на двери.
— Сейчас все не так. — Я чувствую другую руку на своем плече, его теплую, твердую грудь на своей спине, его голос в ухе — царапающий и извиняющийся. — Ты — все, чего может желать мужчина, Элли, все, чего хочу я. Но дело во мне. Я просто… я должен обдумать это сам с собой.
Я резко киваю.
— Да, ты так и сказал. Ты дашь мне знать, когда сделаешь это.
Я снова дергаю дверь, но она не поддается. Потому что он очень сильный, и меня это тоже бесит.
— Элли, я…
— Выпусти меня! Я хочу иметь возможность уйти, если захочу. — Мой голос становится громче. — Ты не будешь держать меня здесь только потому, что можешь!
Когда я снова пытаюсь открыть дверь, его руки уже нет. Она открывается, и я лечу через крыльцо — вниз по ступенькам.
— Подожди. — Рука Логана сжимает мою, не сильно, но настойчиво.
И затем стальной голос Джеймса доносится от машины.
— Отпусти ее.
Логан вскидывает голову, и его глаза леденеют.
— Что ты сказал?
Джеймс подходит ближе.
— Я сказал, отпусти ее, Логан. Сейчас же.
Логан не отпускает. И я вдруг чувствую себя газелью, зажатой между двумя разъяренными львами, которым просто не терпится перегрызть друг другу глотки.
— Ты, мать твою, серьезно, приятель? Ты действительно думаешь, что я причинил бы ей вред?
