то, что сдалась так быстро, и от омерзения к этому человеку за все остальное.
За дверью ее ждали охрана и секретарь, которые уже явно изнывали от скуки и при ее появлении сразу оживились.
— Вы, — обратился Констанс к стражами, — проводите девушку до ее комнаты. А ты можешь продолжить работу.
Последнее предназначалось секретарю, и он тут же занял свое место за столом с кипами бумаг и книг. Стражи взяли девушку под локти больше для вида, чем для дела, ведь идти она теперь собиралась сама.
— Сначала отведите ее в купальню! — выкрикнул напоследок Констанс, и стражи ему хором ответили:
— Да, господин.
Купальня? — Ева была рада это слышать, но тут же устыдила себя за мимолетный порыв. С каких пор она должна радоваться тому, что у людей принято в порядке вещей и чего их здесь бессовестно лишают?
Нарцисс сказала, что им положено мыться один раз в день. С практической точки зрения это могло бы происходить после тренировки, но кто знает, как оно на самом деле. Как здесь происходит смена одежды, где взять полотенце, общее или отдельное помещение у мужчин и женщин? — задавалась вопросами Ева по дороге.
Тем временем они уже прошли несколько переходящих один в другой коридоров, причем каждую следующую дверь на пути всякий раз приходилось открывать и закрывать на замок. Все помещения располагались по большому кругу, в центре которого раскинулась арена. На периферии были устроены камеры и гостевые комнаты, а чуть ближе к центру казармы, кабинеты, хозяйственные помещения, кухня. Все коридоры и двери на первый взгляд казались одинаковыми, и Ева начала задумываться, продвигаются ли они вперед или топчутся на одном месте.
Наконец стражи остановились у одной из дверей справа, которая на удивление оказалась открытой. За ней было безликое помещение с деревянными скамьями по периметру и еще одна дверь. Комната тускло освещалась огнями настенных фонарей, и это желтое мерцание играло тенями на скучающих лицах стражей, когда Ева озадаченно обернулась к ним. Один из них опустился на ближайшую лавку, а другой указал на дверь.
— Тебе туда. Или хочешь, чтобы мы пошли с тобой?
Он усмехнулся и присоединился к своему товарищу.
— Мне нужно полотенце и сменная одежда.
— Полотенце там есть, общее. А одежда… — Он переглянулся с другим стражником, тот пожал плечами.
— Может, завтра, может, через месяц.
Ева еще собиралась спросить, женское это помещение или общее, но решила, что скоро выяснит это сама. Она осторожно вошла в дверь и огляделась. Это было довольно большое помещение с бассейном в центре зала и деревянным настилом сбоку, где стояло несколько ведер и огромный котел, над которым клубился пар. Освещение здесь было такое же тусклое, как и в предбаннике, зато намного теплее. Поискав глазами полотенце, девушка обнаружила лишь пять кусков ткани неопределенного цвета, развешанных на крючках над скамьями. Утешала только мысль, что она здесь одна.
Ева обреченно вздохнула и сняла с себя пыльную одежду, отряхнула ее и сложила в стопочку, после чего оглядела внимательно свое тощее тело. Состояние плачевное. На боках, ребрах и груди кровоподтеки и синяки, на руках и ногах ссадины и следы чужих пальцев. Страшно представить, что творилось с лицом. Нужно срочно смыть с себя всю эту пакость, и тогда станет гораздо легче.
Вода в бассейне была прохладной, а на вид как будто ее не меняли уже неделю. Как и те самые «общие полотенца». Девушка заглянула и в котел. Там вода внушала гораздо большее доверие, но была слишком горячей. Нужно было разбавлять ее водой из бочки, которая стояла тут же неподалеку. Условия, конечно, не сказочные, но лучше чем ничего.
Первое ведро воды показалось блаженством, и вскоре дело пошло хорошо: Ева устроилась на деревянном настиле и усердно очищала свою кожу от слоя грязи и засохшей крови. От горячей воды ее кожа из бледно-серого приобрела розоватый оттенок, а ноющие мышцы получили возможность расслабиться. Но длились минуты блаженства недолго. Охранник заглянул в дверь и выкрикнул:
— Давай заканчивай!
Волей-неволей пришлось отставить ведро в сторону. Посложнее оказалось заставить себя не думать о том, сколько людей уже вытирались этими полотенцами. Ева выбрала то, что на вид почище и посуше, брезгливо прошлась им по телу, оделась и вышла. Одежда практически сразу впитала в себя остатки влаги с тела и вкупе с каплями с волос майка намокла полностью и частично штаны. Босые ноги оставляли дорожку мокрых следов. Солдаты провели девушку до камеры на этот раз без рукоприкладства.
Ева только сейчас поняла, как сильно устала. Ушибы больше не болели, а только давали о себе знать постоянным покалыванием, которого не замечаешь, если к нему привыкнуть. Девушка улеглась на свой соломенный тюфяк и в скором времени провалилась в сон.
Во сне она видела свою Школу, родителей и брата, Лавину и Кинея с его отцом. Она видела, как медленно, по очереди убивает предателей: сначала Кирс, затем Кинея, затем его отца, затем Аристарка, и после Лавину. Она всаживает им в ладони и лодыжки гвозди, ножом вырезает на их груди слова «сука» и «ничтожество». Она веселится и пьет вино, отрезает пальцы, прокручивает ножи в открытых ранах. Квинта она бросает в комнату с голодными крысами и наблюдает, как он вопит и извивается, пока его поедают заживо. Кинея она обливает горячим маслом и смотрит, как медленно кипит, плавится и стекает на пол его кожа. Аристарку она отрезает член и запихивает его ему в рот. Она подходит к своей подруге и думает, что бы такого с ней сделать, но не успевает досмотреть сон до логического завершения, потому что ее будит шум вернувшихся в свои камеры собачек. Открыв глаза, Ева увидела над собой довольное лицо Хильд.
— Ой, извини. Разбудила? Снился хороший сон? Ты улыбалась во сне. Так мило… — Она смущенно потерла подбородок и села на свой матрас. — Ты вся в синяках. Была у Констанса? Вот же урод… Хорошо, что тебя хотя бы отвели в купальню. Пойдешь завтра смотреть представление? Ну скажи что-нибудь, Ева!
Девушка думала о своем сне и удивлялась, почему раньше ей не приходили такие мысли. Когда-то давно мастер Котта сказал: «Месть не решает твоих проблем, а лишь приносит минутное удовлетворение. Учись прощать врагов своих, но не обязательно оставлять их в живых».
Вместе с этим вспомнилось и другое высказывание учителя: «Если тебя предали, пропусти через себя всю обиду, боль и горечь. Пусть они хранятся глубоко внутри. Вырасти из них такое чувство, что поможет тебе идти вперед несмотря ни
