Просто обхватываю его голову обеими руками. Притягиваю к себе. Уже уверенно прижимаюсь к его губам.
Позволяю ему наброситься. Смять мои губы. Жадно ворваться языком, толкаясь так, что он достает до самого горла. Заставляет меня стонать. Распаляет что-то невероятное внизу живота!
– Смотри, Алмаз. Бесконечно я терпеть и отпускать тебя не буду!
– И не нужно, – шепчу, чувствуя, как дико кружится голова. Все расплывается перед глазами. Остается только безумная, дикая дрожь.
– Не нужно, Марат, – шепчу, задыхаясь, в его губы. – Просто… Пожалуйста. Будь со мной нежным… Как в первый раз…
Марат.
Нежным, блядь.
Когда я был нежным?
И меня ошпаривает.
От того, как она дрожит подо мной. Под моими руками.
Хочется зарычать.
Я и рычу, впиваясь в ее губы.
Охренеть заявочки. Это что? Я ее ублажать еще должен, а не она меня?
Хочется ее встряхнуть. Напомнить, что с самого начала могло быть все иначе. Когда я ее приглашал. Но не теперь. Не после того, как сама пришла. Согласилась на все. Сама себя предложила.
А нежным. Нежным я никогда ни с кем не был! И не собираюсь!
Но… Твою ж мать!
Она распахнутая. Такая настоящая сейчас… Такая… Беззащитная! Трепещет. Трепещет под моими руками. Каждой клеточкой. Каждой ресничкой.
И я поднимаю голову. Встречаюсь глазами с ее огромными глазищами.
И, на хрен, тону.
Во мне. Внутри. Рябью эта ее беспомощность и нежность проходит.
Только вот рябь эта, она крайне опасна. Она не на поверхности. Из самой глубины идет. Такую бурю поднять может, что никто не остановит! Не найдется такой силы! Даже во мне самом…
– Пожалуйста. Марат.
Шепчет девочка, чуть зажмуриваюсь.
И снова. Снова, мать ее, тянется ко мне своими сочными, такими сладкими. Такими неумелыми губами. И эти губы от ее неумелости становятся еще слаще! Настолько, что крышу рвет. Срывает все планки. Окончательно!
– Не бойся, Алмаз.
Шепчу с хрипом, не отводя от нее глаз.
Медленно поднимаю ее руки над головой. Провожу от плеч до самых кистей.
Осторожно раздвигаю бедрами ноги. Прижимаясь всем своим дико голодным к ней естеством к ее подрагивающим складочкам.
– Не бойся, – медленно прикасаюсь к губам.
Пью. Смакую. Неторопливо.
Чувствуя, как захлестывает. Пьянит как от самой крепкой выпивки.
Но я сдерживаю своего зверя.
Знала бы ты, девочка, чего мне это стоит!
Сдерживаю, а самого внутри всего трясет.
От того, как судорожно она вдыхает воздух.
Как распахивается, расслабляясь. И дрожь ее эта. Не напряженная. Медленно накрывающего возбуждения. Расслабленности. Распахнутости еще большей.
Она внутри меня, под ребрами отбивается.
Девочка.
Опаснее любого яда. Ножа. Выстрела!
И я увязаю. Вот прямо сейчас. С каждой секундой. Все сильнее. Все крепче. Все глубже.
– Ох…
Она стонет и сжимается, когда опускаюсь ниже.
Втягиваю в себя напряженную горошинку соска.
Смакую. Чувствую, как ее ноги распахиваются для меня еще сильнее. Как горячая влага начинает течь по нежным складкам.
Хватаю ее руку, опуская на свой уже дымящийся ствол.
Хочу ее дьявольски. До одури. Так, что просто сейчас рванет.
– Сожми, – хриплю, сам не узнавая своего голоса.
Она распахивает глаза.
Смотрит на меня так, что я уже кончить готов. Взорваться.
– Сильнее, Алмаз.
Сам накрываю ее сжатую руку. Начинаю водить с силой по окаменевшему члену. До самого основания, нажимая на ее пальцы еще сильнее. Вверх, до дергающейся головки.
– Вот так. Не бойся, – криво усмехаюсь.
– Там ты точно ничего не сломаешь.
Она заливается краской. Натуральной! Краской, на хрен, смущения!
Старательно водит кулачком по моему члену. Даже губу от старания прикусывает.
Опускаюсь ниже. Накрываю руками ее груди. Такие сочные. Такие упругие. Сжимаю соски, поигрывая с ними пальцами.
Прикусываю кожу на животе.
И девочка стонет. Откидывается на подушку, выгибаясь мне навстречу всем телом.
– Марат!
Выдыхает мое имя, когда я уверенно прижимаю ее дернувшийся под моими пальцами клитор.
– Скажи. Ты хочешь этого? Скажи, Алмаз!
– Да…
Стонет малышка, и меня добивает окончательно.
В ней ни капли игры. Ни грамма порока.
Гнать. Гнать надо было. Сразу. Каждый ее стон это контрольный выстрел. Снова и снова.
Но вместо этого я распахиваю ее бедра. На максимум.
Перехватываю ее руку.
Сжимаю сам свой член рукой. Кулаком.
Чтобы не слететь с катушек. Не сорваться окончательно. Не ворваться, причинив ей боль!
Медленно вхожу, ловя еще один ее стон.
Пожираю его. Как и ее. Глазами. Каждую новую вспышку в уже задурманенных глазах. Дрожь в сладких распахнутых для меня губах. Каждый жест. Каждое движение.
С ума сводит. Срывает планки.
– Теперь ты моя, Алмаз. Навсегда, – хриплю, толкаясь в нее до основания.
Чувствуя, как подстраиваются, растягиваются под меня ее дрожащие стеночки. Как туго обхватывают они мой одуревший от желания член.
– Моя, – рывком дергаю на себя ее ягодицы. Вот так. На максимум. До самого упора.
Вытягиваюсь на руках, чтобы наблюдать за ней сверху. Чтобы видеть всю. Ничего не пропустить!
– Да, – шепчет моя девочка, начиная выгибаться, толкаться бедрами мне навстречу.
Черт.
Всего несколько толчков.
И ее начинает колотить в бешенном оргазме.
И я с рычанием вонзаюсь в нее последний раз.
Когда ее хрупкое тело почти обмякает под моим.
Чувствую, как выстреливаю. Как заливаю ее спермой.
Накрываю своим ее тело. Сгребаю в охапку.
Покрываю всю то ли укусами, то ли поцелуями. Клеймлю.
И к себе прижимаю. Так крепко, что уже не выбраться. Никогда.
Только кому? Мне? Или ей?
Глава 21
Я долго чувствую ее взгляд утром.
Девочка смотрит изучающе. Всего меня ощупывает глазами.
– Не спится?
Дав ей налюбоваться, наконец открываю глаза.
Пытается отшатнуться, но я прижимаю к себе еще крепче. Не даю откатиться на край кровати, как ей, наверное, хотелось бы.
– Просто я привыкла просыпаться рано, и…
– Я понял.
Резко дергаю на себя.
Черт. Как же она пахнет!
Нашим с ней сексом, а еще своим особенным, таким нежным запахом… Ноздри бешено раздуваются сами по себе. Охренеть. Я вдруг понимаю, что не могу надышаться. Так бы и сожрал. Ее. Всю. Полностью. И без остатка!
Член требовательно дергается. Наливается кровью. Начинает раздуваться и каменеть.
Уже не замечаю, как дергаю на себя еще крепче. Начинаю лихорадочно, до одури жадно скользить руками по ее горячему телу.
– Я тебя пугаю?
Черт. Девчонка вздрагивает. Дрожать начинает. И эти глаза, что распахиваются, как будто ужас какой-то она
