— В марте ко мне приехал Ваня, — спокойно сказал хозяин дома. — Мой бывший личный водитель. Иногда он меня навещал. Так, по-дружески…
— Не говори ерунды! — отмахнулся Артем. — Какая дружба может быть у тебя с шофером? Чушь! Ты и Ваня? Бред! Его просто никто не замечал!
— А зря. О! Ваня — это же кладезь человеческих тайн! И кстати, интересный собеседник. Он рассказал мне о наезде. И попросил совета.
— И ты ему, конечно, посоветовал! Не сомневаюсь! — зло сказала Инга.
— Инга, — тихо спросил Артем. — Ты его шантажировала?
— Нет!
— Неужели Ваня?
— Да почем я знаю?! — взвилась девушка. — Я просто об этом забыла!
— Итак, — подвел итог Даниил Грушин. — Артем, ты думал, что Валентин Борисюк — шантажист. И что он передает конкурентам информацию о твоей фирме. Ты ошибся. Он сам — жертва.
— Но что ему мешает быть одновременно шантажируемым и шантажистом? — усмехнулся Реутов. — Поскольку ему нужны деньги, он платит и одновременно вымогает.
— Э, нет! — рассмеялся Грушин. — Я играю честно! Шантаж в чистом виде. Валентин Борисюк никого не шантажирует. Это значит, что тебе надо искать другого. И у тебя опять-таки есть выбор!
— Как ты меня достал! — сорвался Артем. — Выкладывай, наконец, все свои секреты!
— Чего тебе еще? Двое шантажируемых открыто. В моем кабинете три трупа. Ты же умный. Сообрази!
— Ваня — свидетель, которого убрали, или шантажист? — в упор спросил Артем.
— Догадайся.
— Слушай, ты…
— А надо спросить у Валентина, — догадалась Прасковья Федоровна.
— Точно! — спохватился Артем. — Я сейчас к нему поднимусь, и…
— Давай, давай, — усмехнулся Грушин. — Действуй.
— Как странно… Он ведь пытался мне сказать. Когда мы спустились вдвоем в гостиную. Сказал: «Не хотел я его убивать! Случайно вышло!» Я подумал, что он о следователе. Оказалось, об этом случайном убийстве. О наезде. Валентин так странно на меня посмотрел и спросил: «А вы разве не знаете?»
— Был уверен, что Инга тебе рассказала, — пояснил Грушин.
— Она мне ничего не рассказывала, — покачал головой Артем.
— Еще бы! Ценную информацию приберегает на черный день!
— Скотина, — сквозь зубы процедила Инга.
— Попрошу без оскорблений, — усмехнулся Грушин. — Я не заставлял тебя это делать.
— Но позвольте? Зачем же тогда он ходил к следователю? — вновь влезла в разговор Прасковья Федоровна. — Тут уже я ничего не понимаю! Если он шантажируемый, зачем ему делать признание?
— Он не делал признания следователю, — терпеливо пояснил Даниил Грушин. — Разве непонятно? Он просто хотел проконсультироваться. Со следователем по уголовным делам. Что ему грозит в случае, если шантажист придет в милицию. Его и проконсультировали.
— Он испугался и… убил! — с торжеством сказала Прасковья Федоровна. — А потом опять испугался и… опять убил!
— Киру? — удивилась Инга. — Но при чем тут Кира?
— Может быть, ты рассказала ей по секрету? — намекнул Артем.
— Да мы перестали быть близкими подругами, как только я отсюда уехала! — отмахнулась Инга. — С какой стати мне рассказывать Кире про человека, которого она не знает? Про Валентина Борисюка?
— Да мало ли! — пожала плечами писательница. — Мы частенько пересказываем друг другу истории. О людях. О незнакомых людях. Просто так. Потому что человек так устроен.
— Борисюк убил, — отрезал Артем. — И мы все это видели.
— Так что? — спросил Грушин. — Вызываем милицию?
— Погоди.
— Что такое? В чем дело? До полуночи осталось не так уж много. Или мы вообще не будем вызывать милицию?
— Надо подумать. В свете последних событий, — задумчиво сказал Артем. — Я поднимусь к Борисюку. А ты меня проводишь.
— Хорошо, — кивнул Грушин. — Трое остаются здесь, двое поднимаются наверх. Это меня устраивает.
— Этот безумный день никогда не кончится! — с отчаянием сказала Прасковья Федоровна.
Сид дружески потрепал ее по руке:
— Успокойся, мать. Все будет хорошо.
— Как трогательно! — не удержалась Инга.
— Вы тут побеседуйте, а мы с Артемом покинем вас ненадолго, — сказал Даниил Грушин.
И мужчины направились к дверям…
Вечеринка заканчивается
ТРЕТИЙ РАСКЛАД
Как только Грушин и Реутов покинули каминный зал, Прасковья Федоровна обратилась к Инге:
— Милочка, не хочешь ли еще выпить?
И дама еле заметно кивнула Сиду: налей! Тот потянулся к непочатой бутылке вина и начал искать глазами штопор.
— Не знаю…— покачала головой Инга.— Ничего не знаю…
— Да что это с тобой?
— Грушин… Он страшный человек! Он придумал что-то такое… Мне страшно! — и Инга принялась скручивать пальчиками золотую цепочку на нежной шее.
— Знает кошка, чье мясо съела! — с торжеством сказала Прасковья Федоровна. — Ну признайся, наконец, милочка! Ведь ты — шантажистка?
— Да. Я — шантажистка.
В голосе Инги послышалась обреченность.
— Так, — сказал Сид. — Неплохо.
— И тебе не стыдно? — укоризненно покачала головой Прасковья Федоровна.
— Нет! — с вызовом сказала Инга. — Представьте себе! Не стыдно! А как жить? Как молодой красивой женщине прожить в огромном городе? Одной? Без прописки, без крыши над головой, без образования? Чем прожить?
— Ну не шантажом же, — вздохнула Прасковья Федоровна. — Ведь это же преступление!
— Ха! А проституция не преступление? И если бы вы знали, как это противно! А деньги нужны. Ох, как нужны! Снимать квартиру — минимум четыреста долларов в месяц. Одеться-обуться, чтобы не быть хуже всех. Красота — она ухода требует. А еда? Проезд? А на черный день? Молодость уходит. Тридцать весной стукнуло. Как быстро время пролетело! Болячек не счесть. Богатого мужа нет. Никакого нет.
— Ну и ехали бы себе домой! — посоветовала писательница.
— Что вы в этом понимаете?! Домой! А дома что? На огороде, с тяпкой? Круиз по грядкам с консервной банкой для сбора колорадского жука! Привет тебе, Америка! А работать где? Да и смеяться будут. Ну что, девочка, вернулась? Мисс Первый Пролетарский Переулок? Он же тупик. Покорила Москву? Ну нет! — тряхнула Инга белокурой головой. — Уж лучше я буду шантажисткой!
— И кого же ты шантажируешь? — зловеще спросила Прасковья Федоровна.
— А вот этого я вам не скажу. Это мое личное дело. Мое и… того человека, которого я шантажирую. И мы с ним как-нибудь разберемся. Сегодня. Потому что я устала. Я вчера вечером предприняла кое-какие шаги. А сегодня скажу правду. Но не вам. Это мое личное дело, — повторила Инга.
