только плечами пожал, мол, что поделать.
А еще чуть позже мысли мои потекли в совершенно другом направлении. Мы сидели в гостиной, при этом я развлекалась тем, что плела из тяжелых черных волос боевика тонкие косички, а Лик стоически терпел это безобразие с благородством льва, позволяющего своим отпрыскам играть с роскошной гривой и ползать по голове. От этой исключительно мирной картины и возник вопрос
— А когда Бездна исчезнет, чем ты будешь заниматься тогда? — мне и правда было интересно.
— Я не заглядывал так далеко, — помолчав, ответила жертва моих парикмахерских амбиций. — Полагаю, просто двигаться дальше. Танцуя со смертью останавливаться не стоит, твоя преподавательница этому не учила?
— Я не про танцы, я про жизнь, — слегка нахмурилась.
— Я тоже.
Почему я тогда не поняла, что он имеет ввиду? Могла ведь, у меня на руках были для этого все карты. Но нет, в тот раз я просто сменила тему.
— Лик, а савруса мне выдадут? — этот вопрос меня очень занимал. Я уже своему будущему ящеру даже имя придумала: Кринж, Кринжик… очень даже подходяще для такой жуткой симпатяги.
— Выдадут, но позже, — слегка огорчил он меня, — сейчас не успеем. Пока его зачаровывать будут, пока ты научишься с ним управляться… декады две уйдет, не меньше.
Эх, жаль.
— И как же я поеду, на коняшке?
— Что-то вроде, — подтвердил магистр с исключительно серьезным видом. — Ты там закончила свое рукоделие?
— Не совсем, а что ты хотел? — спросила, увлеченно доплетая очередную отливающую синеватым блеском косицу.
Он ухмыльнулся вопросу и ответил, навсегда приучив меня думать, прежде чем хоть что-то у него спрашивать. Предельно откровенно и исключительно по существу. У меня тут же вспыхнули щеки.
— Лик, нельзя же так… прямо в лоб!
— Правда? — озадачился он, хотя на дне непостижимых темных глаз черти только что джигу не танцевали. — Ладно, понял: говорить нельзя… но делать так ведь можно? — он смотрел, слегка склонив голову к плечу, столь невинно и заинтересовано, что мне стало и неловко, и смешно одновременно. Я только кивнула в ответ.
«Можно, неуемный мой, тебе сейчас все можно».
— Вот и славно, — ответил он и потянулся ко мне…
Глава 14
Два дня, отпущенные нам, пролетели слишком быстро, хотя я старалась, честно старалась запечатлеть в памяти каждое мгновение. В конце второго из них я не находила себе места от вполне понятной, но неконтролируемой тревоги. Мне не хотелось, чтобы Лик уходил, не хотелось думать, что ждет нас всех в Бездне. И если бы в этот момент явилась Эн-Джи-Эль с очередным порядковым номером и предложила закольцевать время, чтобы навсегда остаться здесь и сейчас, я согласилась бы не задумываясь.
Я не говорила об этом вслух, чтобы не травить лишний раз душу, но чем ближе подходил момент расставания, тем отчаяннее льнула к нему, утешение в его объятиях, сейчас уже не столько чувственных, сколько успокаивающих. Я бы очень хотела услышать из его уст уверения в том, что все будет хорошо, но врать он не любил и обещать того, чего не сможет выполнить — тоже. Поэтому когда он сказал «Мне пора, Дея», я смогла изобразить понимающую улыбку и едва заметно кивнуть. А когда дверь за ним закрылась, стояла какое-то время посреди комнаты, пытаясь унять свое глупое сердце. Мне казалось, что мы сели на дьявольский поезд, с которого уже не сойти, и медленно, но неотвратимо начинаем свой путь прямо в бездну. Да так оно, собственно, и было.
Остаток дня я занималась тем, что укладывала в сумку свои нехитрые пожитки и подшивала положенную мне как члену боевого отряда форму — ту самую, серую, про которую когда-то рассказывал Миртен. Сам защитник заявился уже под вечер и вид имел столь расслабленный и довольный, что спрашивать, как у него дела, не было смысла.
— Хорошо погулял? — поинтересовалась вместо этого.
— О, да, — он развалился на диване и одарил меня добродушной улыбкой чеширского кота, — все-таки целительницы — это нечто. Мое сердце безраздельно и целиком принадлежит им.
— Какое завидное постоянство, — восхитилась я и решила уточнить: — Прямо всем сразу принадлежит?
— Хм… пожалуй, все же только хорошеньким, — поправился Мир. — Но какой восторг эти нежные ручки, способные спасти страждущих воинов от одиночества, излечить душевные и телесные раны…
— И всякие нехорошие болячки, подцепленные вследствие беспорядочной половой жизни, — продолжила я, — а что, очень удобно..
— Много ты понимаешь, — тут же отмахнулся от меня защитник, оскорбленный в лучших своих чувствах. — Нет в тебе, Деечка, романтики ни на медяшку.
Да уж куда мне..
— Завтра выезжаем на рассвете, — буркнула возвышенная натура, — с нанимателем твоим встретимся на Зеленой, у стойла, Лютик уже там, а с остальными — за Северными вратами столицы.
— Мир, ты чего, обиделся, что ли? — слегка растерялась я.
— Вот еще, делать мне нечего — на всяких зубоскалок обижаться, — проворчал защитник. Ну точно надулся. Я даже умилилась.
— Ну, прости, — сказала, садясь неподалеку, — не хотела тебя задеть. Я не большой спец по целительницам, сам понимаешь, но раз они тебе так по душе, значит, в них, определенно есть что-то, недоступное для моего невежественного ума.
— Вот то-то же, — сразу сменил гнев на милость Мир, и чтобы я окончательно прониклась темой, принялся мне рассказывать байки из своего боевого прошлого, которые все, как одна начинались с фразы «а вот еще помню была у меня знакомая целительница…». Пришлось слушать и стараться не гоготать совсем уж в голос.
Утро следующего дня мы встретили во всеоружии: встали еще затемно, оделись, взяли сумки и потащились по столичным улицам к Зеленой площади — ближайшей от дома госпожи Альфины общественной «парковке», где размещались стойла — и для лошадей, и для саврусов. Пока Миртен беседовал с тамошним работником, а потом объяснял Лютику, что такая рань — самое подходящее для прогулки время (саврус при этом издавал такие недовольные бурчащие звуки, будто жаловался на свою нелегкую тирексовую долю), я ошивалась рядом, и момент, когда сюда подъехал Лик, совершенно упустила. Но когда мы втроем (включая Лютика) вышли из стойла, боевик уже ждал нас, картинно подпирая плечом невысокий заборчик.
— А где моя коняшка? — закрутила я головой в поисках своего транспорта.
— А вот она, — Лик жестом заправского фокусника указал в сторону привязи. Но там кроме еще одного савруса никого больше не было. Зато Мир на этом месте слегка то ли фыркнул, то ли хрюкнул, — точнее он. Его зовут Конь. На нем и поедем.
— Твой? — поняла я. Ну конечно, кто еще у нас тут
