Книга Блеск - Рейвен Кеннеди

Они оставили нас в покое.

На час-другой, пока заняты делами, следуя какой-то невидимой навигации, которая будто подсказывает им, в каком направлении плыть в этом темном мерзлом мире.

Слышны крики и суета, когда наше судно в сопровождении двух кораблей, ведомое огненными когтями, отправляется в путь.

Вскоре мы взлетаем.

Скользя по пустынной ледяной земле и набрав приличную скорость, корабли мчатся вперед. Бегущие чудища тащат корабли, как волки – сани. Раздаются звуки щелкающих хлыстов, подгоняющих кошек, – и вскоре мы летим так быстро, что для поддержания скорости нужна только скользкая земля.

Все три пиратских судна мчатся по белоснежным просторам. Снег продолжает идти и вместе с ветром хлещет по лицам. Гладкие деревянные днища скользят как непреодолимая сила, и из-под них, как вздымающиеся волны, брызжет снег.

Хотя ветер и треплет мои волосы, а дождь промочил платье, я продолжаю стоять у борта, продолжаю смотреть на тело Сэйла.

И меня снова охватывает этот гнев, первая вспышка которого разожглась, когда мои ленты расплелись, чтобы оттолкнуть Мист.

Печальное потрясение от смерти Сэйла отрезвляло. Но этот гнев… жаркий и красный, как повязка на лице капитана Фейна.

Я останавливаюсь взглядом на нем, на том месте, где он стоит на носу корабля, выкрикивая приказы и раздавая указания. От резкого порыва ветра черное перо на шляпе развевается, а на поясе у него переливается спрятанный нож.

Вот на этом ноже я сосредотачиваю свое внимание, я смотрю на него, наконец отпустив борт. Пальцы сводит судорога, одной перчатки по-прежнему нет, после того как ее сорвал с меня капитан.

Плевать, что ночь в самом разгаре и в ней висят тяжелые тени, которые подавляют мой дух. Плевать, что облака развязали ливень. Плевать, что я единственная женщина против корабля, полного мужчин. Плевать, что я уязвима, что в одиночку бреду к капитану.

Потому что Сэйл был мне другом.

И ничего хорошего так и не случилось.

Ленты волочатся за моей спиной, шаги становятся увереннее, спина – прямее.

В мыслях играет песня, когда я вспоминаю последний подбадривающий взгляд Сэйла.

Не хорошо, не хорошо.

Я иду вперед, но никто меня не останавливает, никто даже не смотрит в мою сторону. Я для них так же малозначима, как и все оставленные на палубе наложники. Это стало очевидным фактом, как только нас оставили одних без охраны. Оставили на палубе, где они жмутся друг к другу и съеживаются от страха.

Но я тру́сить не стану. Нет, раз уж Сэйла вздернули на столбе. Полагаю, у каждого человека есть предел терпимости, и вот мой.

Легко, как же легко пройти через весь корабль. Пройти так, что никто даже не удостаивает меня вниманием. Как самонадеянно со стороны мужчин – так недооценивать женщин. Это и станет их погибелью.

Пройти мимо боеприпасов, мимо тросов, мимо таскающих добычу пиратов. Все это я обхожу, пока не добираюсь до носа корабля. Пока не оказываюсь прямо за спиной капитана.

Двадцать четыре ленты шевелятся, как щупальца. Атласные полоски идеальной симметрии и шириной в дюйм поднимаются от шеи до ямочек над ягодицами вдоль всего позвоночника.

Длиной они напоминают змей, готовых нападать. Не на капитана, а на Сэйла, на веревки, которыми его привязали к шесту.

Некоторые наложницы посередине корабля меня замечают и нервно оглядываются. Кто-то наклоняется вперед, чтобы получше разглядеть в гонимом ветрами дожде.

Я стою у деревянного столба и, смотря наверх, направляю и решительно двигаю каждой лентой. Они намокают и становятся от дождя тяжелее, но ловко распутывают узлы. Когда этих усилий не хватает, края затвердевают, переставая быть мягкими, как шелк, и становясь острыми, как лезвие ножа. Золотой шелк сражается с бечевкой, рвет ее и дергает, разрезает нити, словно они не представляют никакой угрозы.

– Эй!

Я не обращаю внимания на крик, который привлекает внимание пиратов, не удостаиваю их взглядом, когда они наконец замечают, чем я занимаюсь. Ленты продолжают кромсать, продолжают рвать.

Когда ко мне подходит первый пират и хватает за руку, лента тут же пытается ему помешать. Она набрасывается на него, задевает руку, разрезая густой мех так, словно он тонкий, как лепесток.

От удивления у пирата вырывается приглушенный возглас, и он, отпустив меня, чтобы приложить руку к ране, пятится назад, но я сразу же о нем забываю. Я смотрю наверх, все мое внимание обращено на тело Сэйла.

Вниз. Я хочу спустить его тело вниз.

Мои ленты, хотя и промокли насквозь и отяжелели, яростно трудятся, направляемые едва ли мыслью, подпитываемые гневом – красным, как пламя огненного когтя.

Путы одни за другими падают с тела Сэйла, пока кто-то не хватает меня сзади и не разворачивает.