что пройдут годы, прежде чем я буду разбираться в Северной Корее. Я понял, что ничего не знаю об Азии, и у меня больше не было желания начинать изучение предмета с нуля и терпеливо заниматься самообразованием. Я осознавал всю иронию обратного пути, который Кристофер Хилл проделал из Кореи в Ирак. Но он был послом, который мог обратиться к экспертам за советом. Я же был аналитиком, и от меня ожидали, что я сам стану экспертом. Я пришел к выводу, что единственным выходом для меня будет уход из ЦРУ после тринадцати лет работы.
В каком-то смысле уход был освобождающим. (Я перешел в родственное агентство, Национальный контртеррористический центр в Маклине, штат Вирджиния.) Очень многие люди в ЦРУ втягиваются в жизнь и не могут представить, как они будут функционировать на воле. Либо они не хотят отказываться от доступа к "секретной" информации, либо не хотят уходить, пока не отработают положенные годы, чтобы выйти на пенсию, либо им просто нравится заниматься государственной работой. По любой причине многие люди решают остаться, даже когда их работа становится рутиной. Я уходил именно потому, что моя работа больше не вызывала у меня восторга. Мне ничего не оставалось делать, кроме как гоняться за повышениями.
Для меня лучшей частью работы в Агентстве была возможность делать то, что я не мог делать нигде больше. Когда оно потеряло это, оно потеряло все. Мне стало ясно, что ЦРУ превратилось в склеротическую организацию, несмотря на всю ту молодую кровь, которую оно привлекло за последние несколько лет. Агентство по-прежнему считало, что может взять любого человека и за несколько месяцев сделать из него первоклассного аналитика. По собственному опыту могу сказать, что такой подход просто не работает. Еще хуже было то, что ЦРУ сильно отставало технологически в некоторых областях аналитических исследований. На утверждение новых исследовательских технологий уходило так много времени, что к моменту их внедрения они часто устаревали. Это было частью закостенелого мышления, которое мешало аналитикам выполнять свою лучшую работу. После моего ухода из Агентства Управление разведки (УР) сменило название на Управление анализа (УА). Агентство очень хорошо умеет менять названия, но не очень хорошо умеет менять свою этику и свои методы.
Я сыграл очень маленькую роль в очень большой катастрофе американской внешней политики - войне в Ираке. И мои коллеги из ЦРУ закончили свою работу с глубоким сожалением о том, что произошло с имиджем Америки в мире, обо всех американских мужчинах и женщинах, которые погибли в бою или вернулись домой с физическими и/или душевными ранами, и о том, что Соединенные Штаты причинили народу Ирака. В мой первый день в Ираке в октябре 2003 года человек, который вез меня из аэропорта на********возле Республиканского дворца, увидел группу детей, играющих на обочине дороги, и сказал: "Вот почему мы здесь". Помню, я подумал: "Надеюсь, что это так", но задался вопросом, прав ли он.
С тех пор я убедился, что его надежды были неуместны. Мы оказались там из-за фантазий неоконов о том, чтобы подчинить регион американскому сюзеренитету, и из-за ошибочной веры президента Буша в то, что Саддам пытался убить его отца. Стоило ли отстранять Саддама от власти? Я могу говорить только за себя, когда скажу, что ответ должен быть отрицательным. В 2003 году Саддам был занят написанием романов. Он больше не руководил правительством. Смогли бы его сыновья стать его преемниками? Возможно, но они не продержались бы долго. Более вероятно, что кто-то из суннитской военно-силовой оси захватил бы власть в результате переворота. Это было бы не очень красиво, но, по крайней мере, это было бы иракское решение вопроса "Кто руководит Ираком?". После этого Соединенные Штаты могли бы возобновить сотрудничество с новым режимом.
На данный момент я вижу только негативные последствия свержения Саддама для Соединенных Штатов. Во-первых, Ближний Восток стал зависеть от Америки, которая исправляет ошибки, причиненные региону, и выступает арбитром в местных спорах. Нигде это не было так очевидно, как в Ираке. Каждый раз, когда Соединенные Штаты пытались заставить иракцев примириться со своими разногласиями и восстановить страну, иракский политический класс раскалывался по религиозному признаку и боролся за американскую поддержку. Во-вторых, мы потратили триллионы долларов и растратили жизни тысяч мужчин и женщин в армии, а в итоге получили страну, которая бесконечно более хаотична, чем баасистский Ирак Саддама. В-третьих, джинн исламского фундаментализма пробудился с новой силой и с каждым днем представляет все большую угрозу. ИГИЛ и ответвления "Аль-Каиды" оказываются более жестокими и трудно истребимыми, чем "ядро" "Аль-Каиды", организовавшее 11 сентября из своего убежища в Афганистане.
Соединенные Штаты не могут позволить яростной антизападной группировке ИГИЛ удерживать территорию, которая служит убежищем и тренировочной базой для исламских экстремистов. Джихадисты намерены уничтожить влияние Запада в регионе, вдохновлять "одиноких волков" на теракты в США и Европе и координировать террористические операции за рубежом с целью нанесения большого количества жертв среди мирного населения, как это произошло в Париже в ноябре 2015 года. Превращение ИГИЛ в глобальную террористическую организацию, нацеленную как на "ближнего врага" в лице отступнических режимов на Ближнем Востоке, так и на "дальнего врага" на Западе, представляет собой как угрозу безопасности, так и дилемму в вопросе о том, как сбалансировать превентивные меры и гражданские свободы. Хотя еще слишком рано говорить о том, представляют ли метастазы ИГИЛ серьезную угрозу для американской родины, мы должны быть готовы к такой страшной возможности.
Иран, похоже, оказался в большом выигрыше после нашей иракской авантюры. Шииты в Тегеране видели, как суннитский тиран Багдада был отправлен на виселицу их иракскими союзниками-шиитами, и теперь на их западной границе действует правительство, возглавляемое шиитами. (Иран также выиграл от устранения талибов - еще одного враждебного соседа - на своей восточной границе). На данный момент Иран больше не опасается милитаризованного Ирака, который ищет благоприятного завершения тупиковой ситуации, завершившей восьмилетнюю войну между двумя странами. Ирак стал одним из крупнейших торговых партнеров Тегерана. Действительно, создание шиитского правительства в Багдаде, справедливо или нет, вновь пробудило опасения, что "шиитский полумесяц" может в один прекрасный день стать доминирующим в регионе и угрожать суннитским монархиям.
Курды, заплатившие кровавую цену за сопротивление правлению Саддама, могут наконец получить освобождение от Багдада. Курды, которых якобы возглавляют Патриотический союз Курдистана (ПСК) Джалала Талабани и Курдская демократическая партия (КДП) Масуда Барзани, часто были своими злейшими врагами. Они боролись друг с другом почти так же, как с Саддамом. Но после 11 сентября они поняли, что их давняя мечта
