знает.
— Шахматиста?
— У чемпиона лагеря. Они играют раз в две недели. Ты их увидишь. За лазаретом. Извини, больше я ничем помочь не могу.
Парень-шахматист. Они играют раз в две недели… Надежда стремительно таяла. У него всего два дня, даже меньше. Я думаю, он умер. Он рисковал всем, прошел весь этот путь, горько размышлял Натан, вытаскивая очередное ведро из-под стульчака, и все это — ради трупа…
Блюм решил порасспрашивать в лазарете. Если профессор там лежал, кто-нибудь должен знать, где он теперь. Но это может вызвать подозрения. Парень-шахматист. Разыскать его не составит особого труда. Но он уже и так привлек к себе внимание, показывая всем и каждому фотографию профессора. Если он начнет ни с того ни с сего искать кого-то еще… Это точно вызовет подозрения.
Но какой у него был выбор?
Он выволакивал за забор очередную пару ведер. Кругом было полно охраны. Здесь он был особенно осторожен, избегая прямых взглядов и стараясь не пролить ни капли. Как назло эти ведра были на редкость тяжелые и полны до краев. Он почувствовал, что один из охранников приглядывается к нему. Только бы пройти мимо…
— Стоять! — голос прогремел прямо сзади.
Блюм встал как вкопанный.
— Куда это ты так спешишь с таким ценным товаром? — с насмешкой поинтересовался вертухай.
Блюм на секунду закрыл глаза, а когда открыл, содрогнулся. Он увидел того самого охранника, про которого ему рассказали во время проверки утром. Дормуттер. Он просто бешеный. Любой ценой не провоцируй его. Его надо избегать.
Фуражка сдвинута набок, глубоко посаженные глаза с обвислыми веками и глумливое превосходство во взгляде.
— На вид тяжелые, — процедил Дормуттер, размахивая толстой дубинкой. Он встал у Блюма за спиной.
— Да, они тяжелые, но это ничего, — ответил Блюм и сделал шаг вперед. — Можно мне продолжить…
— Я скажу тебе, когда будет можно, жиденок! — грозно рявкнул эсэсовец.
— Слушаюсь, — Блюм замер.
— Как зовут?
— Мирек, — ответил Блюм. Язык его почти присох к небу.
— Да, как же они перегрузили этого бедолагу! — Дормуттер говорил громко и с явной издевкой, обращаясь к своим товарищам охранникам. Блюм ощутил удар дубинкой по левой руке. Ведро дернулось. Блюм всеми силами постарался его удержать.
— Гм, — крякнул Дормуттер у него за спиной.
Потом Блюм почувствовал, как его ударили по правой руке. И снова переполненное ведро дернулось вперед. Помня предупреждение писаря, Блюм снова приложил все усилия, чтобы не потерять равновесие. Было понятно, чего добивался охранник.
— Мы не любим, когда проявляют невнимательность и позволяют этим ведрам заполниться до краев. Из-за этого может произойти…
Блюм получил новый удар по левой. На этот раз более сильный. Оба ведра закачались. В ужасе, Блюм напрягся и замер. Ручки впились в его ладони. Ведра становились все тяжелее.
Если прольешь дерьмо на территории лагеря, скорее всего, схлопочешь пулю в башку, — эхом прозвучало в его голове.
— Ты ведь понимаешь, какая будет угроза для здоровья, если это прольется. Ничего хорошего?
— Да, герр фельдфебель, — согласился Блюм. Его пальцы были готовы разжаться.
На этот раз удар пришелся по спине. Ведра колыхнулись. Блюм буквально заклинал ведра не переворачиваться. И снова каким-то образом все обошлось.
— Для ясности, говоря о риске для здоровья, — немец начал тыкать Блюма в поясницу, — я имел в виду твое здоровье, жид. — И он опять ткнул Блюма дубинкой.
Натан понимал, что не выдержит более сильных тычков. Пот струился у него по лбу. В любую секунду мог последовать удар по голове, тогда он упадет, ведра разольются, и все будет кончено.
Сзади последовал новый толчок, ведра закачались, и Натан шагнул вперед. Дерьмо перелилось через край и потекло по стенке. Блюма охватила паника.
Больше удерживать ведра он не мог. Если что, решил Блюм, он не погибнет без сопротивления, как его родные. Их убивал такой же человек, с такой же ненавистью во взгляде. Он развернется и нахлобучит эти ведра охраннику на голову. И пусть будет что будет. Он сжал руки, ожидая очередного тычка. Дерьмо, перелившись через край, повисло на верхней кромке ведра.
Это конец.
— Я всего-то хотел сказать тебе, — гоготнул эсэсовец, — что надо почистить сортир в здании охраны.
— В здании охраны, — повторил Блюм, еле ворочая одеревеневшим языком. — Да, герр фельдфебель.
— Считай, что тебе повезло, — заявил Дормуттер. — У нас сегодня важный гость, и я только что начистил сапоги. А то мне бы пришлось, — немец щелкнул языком, — искать другого жида, чтобы вылизывать дерьмо в здании охраны. Теперь можешь идти.
— Слушаюсь, — кивнул Блюм, делая шаг вперед.
— Запомни, здание охраны. Тебе нужен пропуск, — и он сунул в руку Блюма белую бумажку.
— Благодарю, — Блюм выдохнул с облегчением и поспешил со своими ведрами дальше.
— И вот что, Мирек, у тебя хорошее чувство равновесия, — крикнул эсэсовец ему вслед. — Ты мог бы ходить по проволоке в цирке. В следующей жизни!
Он засмеялся. Ему вторили другие охранники, услышавшие шутку. Дормуттер отвернулся, и Натан поспешил выйти за ворота.
Ноги у него подкашивались. Он поставил полные ведра у края выгребной ямы и выдохнул с облегчением. С трудом разогнув затекшие пальцы, Блюм освободил ведра от содержимого.
Ему хотелось выйти отсюда как можно скорее. Было понятно, что он не сможет выполнить задание. Мендль, судя по всему, был мертв. Теперь Блюму нужно было выбираться самому. Он хотел бы вернуться с человеком, который был им так нужен. Не подведите нас. Вы даже не можете представить, как много зависит от вашего успеха. Но что он мог сделать? Даже если Мендль и был где-то здесь, живой, было ясно, что Блюму не хватит времени все тут обыскать — лагерь был слишком велик. Три дня. Они дали ему всего три дня. Найти иголку в стоге сена. С самого начала… В сотне стогов сена! Эта миссия невыполнима.
Он быстро вернулся в тридцать первый барак и поставил опорожненные ведра на место. Ему предстояло вычистить еще два барака. Но он вовсе не хотел, чтобы Дормуттер увидел его еще раз до того, как он выполнит его приказ. Натан знал, где находится здание охраны. Он помнил его местоположение по схеме Врбы и Вецлера. Часть его твердила: «Пойди и надери эту нацистскую задницу». С божьей помощью, он продержится здесь еще сутки. Дормуттер не сможет проверить его по имени: здесь были тысячи и тысячи заключенных, эсэсовец никогда его не найдет. Так же, как он не смог обнаружить Мендля. Искать другого жида, чтобы вылизывать дерьмо.
Но он пошел.
Пошел, потому что кого-то другого заставят или, может быть, даже убьют из-за этой
