смолкли. У Тома защемило в груди. Наконец он смог с трудом выдохнуть.
– Вот это да! Такое не скоро забудешь! – ошеломлённо произнёс Сидни.
Господин Ху благоговейно прикоснулся к реликвии обеими лапами.
– Привилегией Стража является выбирать явную форму для феникса. Мастер Томас, я открыт к предложениям.
Мальчик задумался. Ему вспомнилось, как феникс потерялся и бродил в одиночестве в китайском квартале. Казалось, это было много лет назад.
– Он… – Голос подвёл его, и Тому потребовалась пара секунд, чтобы собраться. – Ему нравились звёзды.
– Точно! – кивнула Жэв. – Хрустальные огоньки в ночном небе.
– Звезда… Да будет так! – промолвил господин Ху. – Ваше всемогущество, вы нас слышите?
Яйцо сверкнуло красной вспышкой и исчезло, а на его месте возникла хрустальная звезда. Дрожащими руками Том взял её со стола. Это его дитя, и все дни, что ему отведены, он будет хранить его и заботиться о нём. Ведь не напрасно императрица упомянула тогда о перерождении душ.
– Когда-нибудь мы встретимся снова! – сказал он. – Если не в этой, то в другой жизни.
Краткой огненной вспышкой, видимой только ему одному, хрустальная звёздочка улыбнулась ему в ответ.
Послесловие
Первое своё произведение в китайско-американской тематике я начал писать, когда жил в Буффало. Это была книга «Крылья дракона» из серии «Хроники Золотой горы». Находясь вдали от родных мест, я безумно скучал. Мне хотелось вернуться – пусть не по-настоящему, но хотя бы в воображении – туда, где я ощущал себя дома, в китайский квартал Сан-Франциско.
Во время написания «Крыльев дракона» я параллельно работал над диссертацией, посвящённой творчеству Уильяма Фолкнера. В его книгах, среди прочего, меня привлекало, наверное, то, как автор перенёс в них свой настоящий дом, превратив его в воображаемый округ Йокнапатофа.
Нечто похожее произошло и со мной. Китайский квартал, который я знал ребёнком, был очень уютным, дружным. Там все знали друг друга. Таким же стал мой воображаемый китайский квартал, когда я начал писать. Персонажи были между собой хорошо знакомы, а меня, новичка, будто вводили в свой круг.
Но китайский квартал из моего детства отличался от того, каким его видела моя бабушка. Она хотела, чтобы я считал её современной американской женщиной. Но её привычные суеверия порой на миг открывали двери в другой, незнакомый мне мир, где, в отличие от нашего обычного мира, было место магии.
Получается так, что в моих книгах есть два разных китайских квартала. Один – это Чайнатаун из «Хроник Золотой горы», вполне реальный и настоящий. Другой – тот, в котором живут Том и господин Ху. Я пытался сделать так, чтобы он отражал неведомый магический мир моей бабушки. Мир, где в загадочной полутьме переулков обитают монстры и привидения. Мир, где живёт волшебство.
