1
Первым чувством было удивление.
Он все еще жив.
Вторая мысль была менее позитивной: рядом кого-то едят. Едят шумно, с аппетитом, с какой-то болезненной жадностью.
Лишь после этого Злой решился открыть глаза. В следующий миг на него обрушился тяжелый, как свинцовый дождь, поток ощущений.
Во-первых, вонь. Страшный, обволакивающий, совершенно непередаваемый смрад.
Его вырвало. Рядом продолжали жрать. Краем глаза он увидел: жрали лаборанта, того самого — по имени Хью. Левая рука, левая половина туловища и головы были уже порядком обглоданы. Уцелевшая сторона лица выражала крайнее удивление.
Злого вновь вырвало. Как ни странно, стало легче. Особенно учитывая последние минуты из тех, что остались в памяти.
Над ним издевались, издевались изощренно, уничтожая не только тело, но и разум. Однако он жив, а его мучители — вот они, лежат вокруг, ждут своей очереди быть сожранными неведомыми трупоедами…
Глаза постепенно привыкали к странному полумраку. Не сразу стало понятно — отчего «странному».
Туман. Густой, как кисель, тошнотворный туман, пропитывал здесь все, ограничивая видимость и искажая расстояния. Здесь была неимоверная влажность, и тело покрывала испарина — столь же омерзительная, как и все в этом месте.
Злой огляделся. Невдалеке виднелась вертикальная, уходящая ввысь и теряющаяся в белесом мареве бетонная стена. Под ногами и вокруг, насколько хватало глаз, были кости. Самых всевозможных видов, размеров и цветовых оттенков: от узких ребер с остатками сгнившей плоти до огромных, сверкающе-белых, точно отполированных бедренных костей. Были и черепа — в основном раздробленные…
Самый эффектный череп пялился на Злого изломанными темными провалами глазниц. Уродливый, с вытянутыми челюстями, узкими прорезями ноздрей и страшными острыми зубами, он был водружен на длинный шест, сооруженный из нескольких реберных костей. Череп — дорожный знак, означавший здесь нечто вроде «добро пожаловать!».
Над головой раздался тоскливый металлический скрежет и следом — низкий гул гидравлических приводов. Злой задрал голову: в туман медленно уплывал гофрированный пластиковый рукав полутораметрового сечения, с которого обильно капала какая-то жижа. Стандартный автоматический мусоропровод.
Злого внезапно охватил приступ совершенно неуместного веселья.
Он только что родился заново. Вышел в этот новый чудный мир из теплого лона мусоросбрасывателя!
Только теперь до него дошло, где он находится.
Утилизатор.
Самое кошмарное место на Земле, куда сливается все, что отрыгнула человеческая цивилизация, все, что не желают видеть не только простые люди, но даже болезненно любопытные ученые.
Кто бы мог подумать?
Злой хохотал — страшным, нечеловеческим смехом, в котором не было ни капли веселья. Жадные твари, пожиравшие Хью, зарычали и в страхе попятились. А Злой хохотал — и не мог остановиться.
Он больше не желал держать себя в рамках. Он знал, что прибыл сюда, чтобы сдохнуть. Ведь все, что сливается сюда, должно сдохнуть. Для того и создано это место. Итак, он закончил свое погружение в лоно передовой научной мысли — суперсекретный комплекс «Андромеда». И вот достойный финал: он на дне. На самом дне.
А значит, можно считать себя свободным от всего. Даже от самой жизни. Что ж, вот он и дома. В аду.
Злой встал. Вокруг, в тумане, ощущалось движение. Здесь, в этом обиталище смерти, как ни странно, было полно жизни. Странной, болезненной, отвратительной, но все же жизни.
Клубы тумана сгустились в одном месте — там было что-то большое. Страшное. И оно смотрело на него.
— Ну, ты, тварь! — с усмешкой выкрикнул Злой. — Иди сюда! Вот он я! Иди и сожри меня!
Рваные лохмотья тумана подались в сторону. И оно вышло.
В лицо ударило смрадным дыханием. Сгорбленное косматое чудовище двухметрового роста вышло и остановилось в метре от Злого. Низко зарычало и протянуло к нему непропорционально длинные, с дюймовыми когтями лапы.
Сейчас оно разорвет его. И будет в своем праве.
— Давай же, — оскалился Злой. — Убей меня!
Монстр вздрогнул — и вдруг попятился в туманную гущу.
— Куда же ты? — почти разочарованно крикнул Злой. — Эй!
Но монстр уже растворился в тумане. Будто что-то испугало его. Что-то или кто-то? В это было трудно поверить, но, похоже, монстр испугался собственной жертвы.
Злой спокойно воспринял и появление, и уход чудища. Ему уже было наплевать на сам факт жизни. Пытливые ученые все-таки что-то сотворили с его телом и разумом. Иначе как объяснить, что его совершенно не пугает окружающий пейзаж, не страшит перспектива гибели, у него напрочь исчезли нормальные инстинкты самосохранения и элементарной брезгливости? Даже эта всепроникающая вонь больше не волновала его.
Злой подошел к телам своих недавних мучителей. Во все стороны прыснули многочисленные мелкие твари.
Как же все получилось? Неужто это был не сон, не последний в жизни кошмар? Неужто он и впрямь убил их всех силой одной своей неуемной злобы? Или все дело в самонадеянности этого идиота Грега, банально перепутавшего контакты?
Нет, это он. Злой. Именно он это сделал. Он захотел, чтобы они сдохли, — и вот они мертвы. Злой ощутил, как лицо расплывается в странной, похожей на оскал улыбке. Он — чудовище, порожденное человеческим любопытством, смешанным с человеческой же жестокостью. И это чудовище с удовольствием убило бы еще множество любознательных подонков в белых халатах…
Кстати — а где же тело Грега? Краем угасающего сознания Злой слышал — ни для кого из тех, кто находился в лаборатории, не сделали исключения. Значит, и его тоже сбросили сюда. Наверное, Грега уже успели умять эти симпатичные зверьки — помесь крысы с бультерьером. Сколько же их здесь, мать честная! И кто сказал, что Утилизатор — обитель смерти? Это же настоящий рай для мутантов!
Злой посмотрел себе под ноги и подхватил большой желтый обломок кости. Сжал кость в руке — она лежала в ладони удобно, как рукоятка ножа, при этом наружу торчал острый, как бритва, обломок сантиметров тридцати в длину. Отличное оружие времен каменного века.
Если уж придется сдохнуть — стоит продать свою жизнь подороже.
* * *
Он уже определил, что находится на дне одного из гигантских бункеров Утилизатора. Времени теперь было предостаточно, и Злой решил обследовать свое последнее пристанище.
Он неторопливо шел сквозь едкий туман, ступая осторожно, чтобы не провалиться в какую-нибудь мусорную ловушку. Спустя какое-то время он не без удивления убедился: в этом жутком мире есть свое очарование. Эстетика безобразного — где-то он слышал такое выражение. Туманные холмы были зловещи и таинственны — если отвлечься от того, что в основном они состояли из распавшейся или же мумифицировавшейся плоти.
