Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
все-таки уход за больным – девять десятых врачевания, – поучала мисс Теннер других сестер. – Не забывайте этого». Даже солнечный свет назначался Миранде для окончательного выздоровления по рецепту мисс Теннер, и вот она, больная, от которой врачи отказались, считая ее безнадежной, все же сидела тут и была явным доказательством правильности теории мисс Теннер. Мисс Теннер сказала: – Посмотрите, милая, какое солнце! – словно говоря: «Оно вам специально прописано, милая, так что садитесь и принимайте его».
– Да, прелесть! – отвечала Миранда, даже поворачиваясь к окну и благодаря мисс Теннер за хорошее отношение, а больше всего за хорошую погоду. – Прелесть! Я всегда радовалась солнцу.
И могла бы и теперь порадоваться, подумала Миранда, если бы видела его, но вся беда была в том, что солнечного света она не видела. Его не было, его, может, никогда больше не будет – не будет такого, какой сиял над голубым морем, покоившимся у берегов ее рая. «То был ребяческий сон о прекрасных лугах, видение тишины, которое посещает усталое тело, забывшееся в дремоте, – думала она, – но я все это видела, не зная, что вижу во сне». Закрывая глаза, она давала себе минутный отдых, вспоминая блаженство, искупившее всю боль, выстраданную на пути к нему; открывая глаза, с новой мукой видела тусклый мир, в котором обречена теперь жить, – тот мир, где свет, кажется, опутан паутиной, все яркие поверхности изъязвлены ржавчиной, четкие плоскости размыты, обесформлены, все предметы, все существа лишены смысла. Все мертвое, увядшее, а мнит себя живым!
Ночью, устав от утомительного долгого сидения в шезлонге и скорбя о своей недавней победе, она лежала, сжавшись всем своим измученным телом, и плакала тихо, не стыдясь этих слез, печалясь о себе и о своей загубленной радости. А спасения нет. Доктор Хилдесхайм, мисс Теннер, диетические сестры на кухне, аптекарь, хирург – вся четко работающая больничная машина, все понятия и обычаи человеческого общества, будто сговорившись, взялись оживить этот мешок с костями и неотделимую от него изможденную плоть, поставить ее на ноги, привести в порядок помраченный ум и направить ее опять на верную дорогу, которая снова приведет к смерти.
Навестить больную пришли Чак Раунсиваль и Мэри Гордон; принесли сохраненную пачку писем на ее имя и корзину нежных оранжерейных ландышей, душистого горошка и перистого папоротника, и их осунувшиеся лица весело смотрели поверх цветов.
Мэри сказала:
– Здорово тебя прихватило, правда?
А Чак сказал:
– Но вы все-таки выкарабкались, а?
Потом, после неловкой паузы, они сказали, что все ждут, когда она снова появится за своим столом.
– Меня, Миранда, вернули обратно на спорт, – сказал Чак.
Ровно десять минут Миранда улыбалась и говорила, как радостно и как приятно вдруг обнаружить, что ты снова жива. Ведь не годится же нарушать конспирацию, колебать мужество живущих; нет ничего лучше жизни, с этим все согласны, тут и спорить не о чем, а тем, кто пытается опровергнуть эту истину, – тем просто нет места среди нас.
– Вернусь к вам, и очень скоро, – сказала она. – Я уже почти выздоровела.
Письма кучкой лежали у нее на коленях и рядом на стуле. Время от времени она брала какое-нибудь, читала адрес, узнавала то один, то другой почерк, рассматривала погашенные марки и штемпеля и бросала конверты в общую кучку. Дня два-три они лежали на столике рядом с койкой, и ей не хотелось браться за них. «В каждом опять будут твердить, как приятно чувствовать себя живой и здоровой, в каждом будут писать, что любят меня и радуются, что я тоже живая, а что мне отвечать на это?» И ее закостеневшее, холодное сердце содрогалось, сокрушаясь над самим собой, потому что раньше ему была ведома и нежность, и способность любить.
Доктор Хилдесхайм сказал:
– Это что же такое? До сих пор ни одно письмо не прочитано?
А мисс Теннер сказала:
– Прочитайте, милая, сейчас я их вам распечатаю. – Стоя рядом с ее койкой, она аккуратно вскрыла конверты разрезальным ножом. Прижатая к стенке, Миранда долго выбирала, брала то одно письмо, то другое и наконец остановилась на плоском конверте, надписанном незнакомым почерком.
– Нет, что вы! – сказала мисс Теннер. – Читайте по порядку. Сейчас я буду их вам подавать. – Мисс Теннер села, готовая быть полезной до конца.
Какая это победа, какое торжество, какое счастье быть живой, хором пели все письма. Подписи были затейливые, точно завитушки рулад охотничьих рогов в воздухе, и все подписи тех, кого она любила или хорошо знала, что этот человек был приятен ей или безразличен и раньше, и теперь. Плоское письмо, надписанное чужим почерком, пришло от незнакомого человека из того лагеря, где был Адам, и в нем сообщалось, что Адам умер от инфлюэнцы в лагерном лазарете. Адам просил его, если что случится, обязательно известить ее.
Если что случится. Обязательно известить ее. Если что случится. «Ваш друг, Адам Баркли», – писал незнакомый человек. И вот случилось – она посмотрела на дату, – случилось больше месяца тому назад.
– А я ведь долго здесь пробыла? – спросила она мисс Теннер, которая складывала письма и рассовывала их по конвертам.
– Да-а, порядочно, – сказала мисс Теннер. – Но вас скоро выпишут. Только следите за собой, не переутомляйтесь, и будете приходить к нам на проверку, потому что осложнения бывают иногда позднее…
Сидя перед зеркалом, Миранда подробно выписывала:
«Один тюбик губной помады, не яркой, один флакон духов «Bois d’hiver» весом в унцию, пару серых замшевых перчаток с крагами, без ремешков, две пары серых чулок «паутинка» без стрелок…»
Горди, читавшая следом за ней, сказала:
– Что-то без чего-то. Такое, пожалуй, не найдешь.
– А ты все-таки поищи, – сказала Миранда. – Без гораздо лучше. «Трость серебристого цвета с серебряным набалдашником».
– Это обойдется недешево, – предостерегала ее Горди. – Пожалуй, и ходить с такой не захочешь.
– Да, правильно, – сказала Миранда и приписала сбоку: «Хорошую трость в тон к другим моим вещам». – Попроси Чака, пусть он поищет. Красивую и чтобы не очень тяжелая. Лазарь, иди вон! Не выйду, пока не принесете мне мой цилиндр и тросточку. Ах ты сноб! Тогда оставайся там, где ты есть. Э-э, нет! Сейчас изыду. – «Баночку кольдкрема, – писала Миранда. – Коробку пудры абрикосового оттенка…» – И, Мэри, карандаш для глаз, по-моему, мне не нужен, как ты считаешь? – Она посмотрела на себя в зеркало и снова отвела взгляд. – Тем не менее, если мы проделаем все артистически, никому и в голову не придет оплакивать этот труп.
Мэри Гордон сказала:
– Пройдет неделя, и ты себя не узнаешь.
– Мэри, а как ты думаешь, – спросила Миранда, – можно мне будет поселиться в моей прежней комнате?
– Ничего проще быть не может, – сказала Мэри. – Все твои вещи мы собрали, и они хранятся у мисс Хобб. – Миранда в который раз удивилась, сколько времени, сколько хлопот
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
